Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 2

Подумала я, посоветовалась тут между собою с. сестрами; и согласились мы помиловать на этих условиях полковника, но я сделала одну оговорку, что тайна эта до времени, которое после его смерти определит Господь, останется тайной для всех, кроме моих Старцев духовных, которым я это открыть должна. На том и порешили, дали друг другу взаимную клятву, целовали крест, и после четырехчасового испытания с хлебом-солью мать казначея с матерью Досифеей проводили полковника до его квартиры, где и расстались с тем, чтобы уже более на этой земле не видеться.

Полковник свято исполнил свою клятву, и на следующий же день после памятного для всех нас вечера он отправил своему начальству рапорт, в котором донес, что хотя он и полк стоянкой очень довольны, но так как во всем уезде тинный прудовой водопой, производящий по наблюдению ветеринара в лошадях мыт и зуд, от которых лошади очень худеют, то он и ходатайствует о скорейшем переводе полка из Севска.

Недели через две, слышим мы, гремит музыка, играют походный марш, и драгунский полк вместе со своим полковником и всеми офицерами выступил навсегда из Севска, а у нас в обители водворилась тишь да гладь да Божья благодать.

Так совершилась Божья сила в немощи моей человеческой. Вот отчего улыбался при встрече со мной и звал меня «фельдмаршалом» великий Оптинский старец Леонид».

Наказывал Господь русское воинство за отступничество от великого примера боголюбивого Суворова, истинного христианина и верного сына Православной Церкви, казнил Наполеоном, наказывал Севастополем, Парижским трактатом, Берлинским договором, покарал, наконец, кровавой казнью Японской; гремит ныне гнев Божий и над флотом нашим, почти уничтоженным, и над войском, разбитым и опозоренным в грозе изменнических мятежей и позорных расстрелов безбожных изменников Богу и Царю Православному; с великим трудом остаток воинской чести и доблести и былой суворовской славы поддерживают верные присяге войсковые части во главе с доблестным Семеновским полком; ученые и многоученые военачальники изобретают реформу за реформой для преобразования когда-то великой русской армии, но никому, о Боже великий! — никому невдомек, где корень всему злу, которое губит и Россию, и непобедимую ее некогда армию!

Не наведет ли подвиг Севской игумении Магдалины и стыд посрамленного слабой старушкой монахиней полковника на верный путь тех, кому ведать надлежит обновление нашего несчастного войска и обезумевшей России?! Благослови, Господи!...

НЕСЧАСТНЫЙ

В одну из моих поездок в благословенную Оптину Пустынь довелось мне встретиться с одной Божьей старушкой, устроившейся доживать свои дни поблизости от этого святого места.

В страшные дни, переживаемые Родиной, терзаемой внутренними и внешними врагами, единственным приютом, где сколько-нибудь успокоивается и смиряется взволнованное сердце, могут служить только эти тихие пристани духа — наши православные русские монастыри, в которых еще чувствуется дыхание Духа Животворящаго, ощущается веяние умиротворяющей благодати святыни. Вне — злоба, ненависть, развал политических и иных страстей; внутри, в ограде монастырской — тишина, затишье, тайна Божьяго домостроительства, созидающего новую жизнь нового человека-христианина для новой земли и неба, где правда обитает.

Нет слаще и вожделеннее для смятенного духа или маленькой скорби маленького человека, как тихая эта пристань молитвенных воздыханий человека к Богу. И ютятся эти маленькие люди с трепещущим сердчишком к великому дому Господню: приходите только и пейте от источника воды живой, текущей в вечность — в дому Господнем всем места хватит!...

Моя старушка, от имени которой я и поведу сейчас свой рассказ, была из тех, для простоты которых смысл и значение Оптинской благодати утаены не были, и приютила она свою серенькую одинокую жизнь под ее воскрылия. Тут-то и была наша с ней встреча, за встречей беседа, а за беседой и история помощника казначея одного из уездных казначейств нашего обширного отечества. Показалась она мне полезной для тех, кто хочет и, с помощью Божией, умеет поднимать свой взор от земли к небу: я и записал ее со слов моей Анны Дмитриевны, а теперь предлагаю вниманию моего читателя.

I.

Вот что поведала мне Анна Дмитриевна.

«Во второй половине прошлого столетия, приблизительно в предшествующее эмансипации десятилетие, на должности помощника казначея Е. уездного казначейства состоял некто Андрей Александрович Карасев21. С ним-то и произошла та история, которая, ударивши по нем, коснулась до известной степени и меня. Андрей Александрович, старый одинокий бобыль, умер в доме моего отца, секретаря местного общественного банка, и повесть своей жизни рассказал мне незадолго до своей кончины.