Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 3

О, горе мне, окаянному и лишенному Божией благодати! Не удержал я скверного языка своего и научил многих богомерзкой прелести. Стоило, бывало, только показаться мне В места жилые за своими надобностями, как все бегут ко мне навстречу. Случалось, я старался избегать подобных встреч, но не всегда успевал в этом. Сначала, как выше сказано, жил я в новых пустынных местах вдвоем только с одним местным жителем; но через три года приехал ко мне из Архангельска и дядя мой, привез с собою брата, по имени Тимофея, и поселились они со мною для совместного жительства. С их прибытием умножилось и число посещавших нас мужчин и женщин, из числа которых в короткое время успело обратиться в раскол около трехсот душ; между ними были и престарелые. Жизнь этих людей и подвиги были изумительны: они простаивали целые ночи на молитве, в слезах и сердечном сокрушении; но, видно, все эти самочинные подвиги не были угодны Богу, о чем можно заключить из того, что когда кто из них умирал, то на другой день к нему и приступить было почти невозможно: тело быстро разлагалось и распространяло страшное зловоние; у некоторых из них даже расседались утробы. Совсем другое замечал я при кончине тех людей, которые прежде смерти прибегали к покаянию и сподоблялись приобщению Св. Таин: кончина этих людей и погребение их были весьма благолепны.

Казалось бы, беспристрастные эти наблюдения могли бы убедить меня в том, что мы сбились с пути правого, ведущего ко спасению и что деяния наши противны Богу. Это и приходило мне, действительно, на мысль, но только иногда, на время; а потом я опять погружался во тьму заблуждения, которая до того омрачила меня, что я уже неспособен был отличить света от тьмы и обратиться к матери нашей, Святой Соборной и Апостольской Церкви.

Убежище наше, где мы скрывались в расколе, не могло долго оставаться тайной. Священник той волости, поблизости которой скрывалось наше братство, узнав, где мы живем и где бываем, донес о том духовной консистории. Тогда по распоряжению правительства немедленно прибыл ночью в место нашего жительства капитан-исправник с чиновниками. Прежде всего он начал допрашивать детей наших, подвергая их вместе с тем жестоким наказаниям. От детей он узнал, в каком жилье находились я и дядя мой с братом Тимофеем, зашедшие туда для некоторой надобности. Приведенный к нам детьми нашими, исправник велел взять меня и дядю, а Тимофей перед этим только что вышел к соседу. Но так как исправник через детей же знал, что вместе с нами был и Тимофей, которого теперь не оказывалось, то и стал допрашивать меня, где он скрывался; однако ж, я не только не открыл места, где находился тогда Тимофей, но старался раздражить исправника ответами, чтобы он убил меня. Такое безрассудство с моей стороны вызвало побои, нанесенные мне плетью, до того жестокие, что тело мое, пробитое на хребте, висело лоскутами и потом, предавшись гниению, совсем отделялось от хребта. Тяжко и невыносимо было тогдашнее мое состояние: больше полугода я находился под стражею и во все это время не переставал страдать от побоев, а вдобавок к тому не имел возможности пользовать мою болезнь лекарствами, почему и не думал остаться живым. Тело мое еще не зажило, а за мною прислан был курьер. В моем еще городе Красноборске оковали меня по рукам и по ногам и в таком виде в продолжение трех недель содержали как в этом городе, так и в других городах — Великом Устюге и в Вологде, куда меня пересылали.

Еще раз повторяю: находясь в оковах, с израненным телом, много тогда претерпел я, но претерпел не по разуму. По словам апостола, только тот венчается, кто страждет невинно: а мои действия, за которые я терпел, противны были учению Святой Церкви. Богу единому известно, что, упорствуя в раскольническом заблуждении, я не желал и не искал суетной славы человеческой или богатства, скоро гиблющего; но как человеку, ищущему спасения, нельзя прийти в познание себя без искушения, то искушение не миновало и меня. Впрочем, я нимало не сетую на постигшие меня скорби, а радуюсь, напротив, что посредством их-то и познал я свою немощь, познал и матерь свою, Святую Соборную и Апостольскую Церковь, которая еще в детстве чрез Святое Крещение отродила и воспитала меня. Супостат и наветчик души моей похитил было меня и загнал во двор не овчий, а в тот двор, в котором витают тьма и заблуждение. Но Господь не оставил меня, овцы своей, блуждавшей по горам: Он отыскал ее, возложил на рамо Свое, принес и водворил в ограду словесных Своих овец. А как все это совершилось, — я начну с того, чем закончил предшествующий рассказ.