Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 3

В таком состоянии расстроенной души не было уже в ней места для принятия каких бы то ни было увещаний от пришедшего ко мне вышеупомянутого купца, Алексея Степановича Сыромятникова: равным образом не имел я охоты и слушать то, что читал он мне. Я даже и видеть его не желал и осыпал его бранью, чтобы за это подвергли меня мучению.

— Если бы ты хотел истинно освободиться от прелести раскольнической и быть сыном Святой Церкви, — говорил мне Сыромятников, уходя от меня, — ты бы просил Бога с прилежанием и верою, и Господь не оставил бы тебя долее коснеть в заблуждении, но избавил бы от него и от вечного за то мучения.

Слова эти не остались бесплодны: выслушав их, я стал на молитву и молился усердно. Во время молитвы один помысл услаждал меня и говорил: «Поверь, что только та правая Церковь, которая управляется пастырями — епископами и священниками». Другой помысл утверждал напротив: «Та правая Церковь, за которую ты страждешь и за которую непременно должно тебе пострадать до конца». Среди такой борьбы помыслов, со слезами обратился я к Господу и взывал к Нему:

— Господи! откуда бы Ты послал мне голубицу, дабы возвестила сердцу моему: которая истинная Церковь? Господи! не оставь меня погибнуть в борьбе с моими помыслами».

Долго молился я; но вот новые бесовские помыслы напали на меня: «Что ты молишься двусмысленно и несправедливо? ты должен молить Бога о том только, чтобы Он помог тебе до конца пострадать, за что наравне с мучениками и увенчаешься». Но я не поддавался этим помыслам и продолжал молиться, читал прилежно книги, слушал со вниманием увещания Сыромятникова, и не только его одного я слушал, но и многих из жителей как петербургских, так и иногородних, равно и обращенных из раскола, в числе которых был и знакомый мне житель города Ростова, Гавриил Веревкин. Плодом всего этого было то, что я начал было убеждаться в том, что, действительно, мы, раскольники, блуждаем во тьме неведения и уклонились от матери нашей, Святой Соборной и Апостольской церкви. Вследствие этого некоторое время упражнялся я в изучении правоты Православной веры. Но потом, по Божьему попущению, опять постигло меня искушение.

Сильное раздумье овладело мною, когда внимал я искусительным помыслам. «На что решиться мне теперь? — думал я тогда, — и какой способ употребить к отнятию жизни у себя? Сожечь себя огнем? Но этого устроить нельзя: здание, в котором я содержусь, каменное; за мною постоянно следит стража. Утопиться в воде? как это сделать в тесном заключении?..» «Что ж ты долго размышляешь? — говорил мне опять помысл, — вот скоро из Сената придут за тобою, возьмут тебя туда, будут принуждать обратиться к их заблуждению, подвергнут тебя жестоким побоям, от которых ослабнешь и потом, против воли своей, склонишься на их желание. Но смотри, Господь, желая устроить спасение твое, вот какое представляет тебе к тому средство: у караульных солдат есть нож, которым они режут хлеб и кладут без осмотрительности на окно: возьми ты нож этот, скрой его в сапоге твоем; а как настанет день, выйди вон, будто бы для своей телесной нужды, и припрячь орудие это в нечистом месте, а между тем постись и молись с прилежанием Господу Богу и не думай, что, решась на это, будто бы неправо поступаешь, в чем могут убедить тебя прежние примеры и Священное Писание».

Советы дьявола я принял за внушение свыше: семь дней постился, не ел хлеба; а чтобы скрыть свой пост от караульных, притворился больным. Каждую ночь проводил я в молитве и от таких суровых подвигов крайне изнемог, но намерения своего на самоубийство не оставлял; напротив, назначил даже и день, в который положил непременно заколоть себя спрятанным ножом, и для приведения в исполнение замысла ослабевшие свои силы подкрепил немного хлебом. С наступлением рокового дня помолился я Богу, вышел в уединенное место, взял спрятанный нож и, оградив себя крестным знамением, замахнулся уже ножом, чтобы нанести себе крепкий удар. Но, благодарение милосердому Богу! — какая-то невидимая сила удержала мою руку, внушая, как и прежде, не погублять себя. Внушение это сопровождалось некоторою отрадою, какую ощутил я в сердце своем; а потом напал на меня страх, почему опять я скрыл нож в то место, где он был спрятан прежде, и пошел под стражу. «Бог весть, — рассуждал я сам с собою, — Божие ли это внушение или бесовское?..» Спустя несколько дней я решился еще попоститься и помолиться с тем, что если встретится вновь такое же препятствие в посягательстве моем на самоубийство, то надобно будет согласиться, что меня удерживает сила Божия, а не бесовская. Вздумано — сделано: после поста и молитвы я опять вышел в прежнее место, отыскал нож и лишь только замахнулся им для нанесения себе удара, как и в этот раз невидимая сила удержала мою руку. «Не погубляй себя, человече, — говорил мне тайный голос, — ты не случайно взят, тебя Бог привел сюда, и великим богатством обогатишься здесь, и многих обогатишь, и домой уедешь»..