Наконец пришла Елена, мрачная, с морщинкой меж бровей (один из соседей уже известил ее, что ее дожидается человек из угрозыска). Она выглядела на все тридцать пять, а между тем из документов, которые были в его распоряжении, Опалин знал, что ей было всего 24 года. Узнав его, она невесело улыбнулась.
— А! Пассажир!
И тут Опалин допустил ошибку. Допрашивая Елену об обстоятельствах гибели Галины Евлаховой, он слишком рано дал почувствовать вагоновожатой, что в происшествии могло участвовать третье лицо. Елена тотчас учуяла в этом выгоду для себя (в таком случае вина с нее полностью снималась бы) и стала с жаром говорить, что видела возле жертвы какого-то человека. Кто-то шел с Галиной… нет, за ней… А вот кто, вагоновожатая не разглядела. Но, товарищ Опалин, там точно кто-то был!
— И куда же он делся? — мрачно спросил Иван.
— Столкнул ее под колеса и ушел в туман, — ответила Елена уверенно.
Опалин нахмурился.
— Ты ведь никого не видела, — сказал он резко. — Ты все это только что придумала.
— А ты докажи, что я придумала, — с неожиданной злостью ответила Малеева, глядя ему в глаза. — Ей-то что? Для нее все беды кончились, а мои только начинаются! Она хоть обо мне подумала, прежде чем под трамвай валиться? Подумала, что меня в ее смерти обвинят? Нет! Руками взмахнула — и бах под колеса!
— Как взмахнула руками? — насторожился Опалин. — Покажи.
— Да как — вот так! — и Елена взмахнула руками, едва не задев сестру, которая оказалась слишком близко.
— Люся, Люся[86]
, — пробурчала та, отодвигаясь.— Брысь, — цыкнула на нее Елена, словно говоря с маленькой, хотя сама была младше, и снова обратилась к Опалину: — Чего ей не хватало, а? В сапогах ходила, как буржуйка какая-нибудь, не в валенках! Поводила бы она трамвай на морозе, когда колеса словно к рельсам прилипают…
— Ты и сапоги заметила? — спросил Опалин после паузы.
Тогда, после наезда, ему казалось, что вагоновожатая находится в таком ужасе, что ни о чем не способна думать и ничего вокруг себя не видит. Ага, держи карман шире.
— Ты меня за дуру-то не держи, — фыркнула Елена. — Зря, что ли, ты по душу мою явился…
— В последние мгновения перед наездом ты что видела? — мрачно спросил Опалин, решив не обращать внимания на ее слова.
— Что видела, что видела — туман! И рельсы… У меня уж рука болела, столько я за звонок дергала! Впереди что-то мелькнуло, я уж решила, что опять какой-нибудь дуралей-извозчик клячу свою гонит мне под колеса… Обозналась, это машина проехала. И тут… Она кричит, я тормозить, но почувствовала, что вагон уже по ней проехал…
— Жертва стояла на рельсах?
— Да нет же! Сбоку от путей она стояла, а потом повалилась под колеса…
— Если она стояла сбоку, вспомни: может, она шагнула вперед? Какое движение она сделала?
— Упала — это движение? Я ж тебе толкую: упала она…
— А поскользнуться она могла? Как, по-твоему?
— Откуда мне знать? Наверное, могла…
Теперь она не упоминала о том, что рядом с жертвой кто-то был и ее толкнул, но Опалин зря радовался.
— Нет, ее кто-то толкнул, конечно, — решительно заявила Елена, тряхнув головой. — В таких сапогах под трамваи не бросаются…
И как ни пытался ее переубедить Опалин, сколько ни напоминал о статье уголовного кодекса за дачу ложных показаний, она стояла на своем. Так ему и пришлось записать — что вагоновожатая видела рядом с жертвой человека, но кого именно, не знает и примет его назвать не может.
Досадуя на себя, Опалин вышел из барака, посмотрел на низко висящее небо и поднял воротник пальто. Сеня ждал его в машине, жуя неизвестно где раздобытый пирожок.
— Отходил? — мрачно спросил Опалин.
— Угум, — промычал шофер.
— Первое правило: когда ведешь слежку, отлучаться нельзя. Иначе объект может свинтить и фиг ты его тогда найдешь…
— Да ну тебя, — буркнул Сеня, доев пирожок и слизывая с губы крошки. — Куда теперь?
— Отвези меня домой, — попросил Иван, забираясь в машину. Шофер посмотрел на его лицо, но вопросов задавать не стал и принялся заводить мотор.
— Завтра ты за мной следишь? — не удержался Опалин, когда они уже ехали по улице.
— Не. Валя. Только это… — с запозданием спохватился Сеня, — я тебе ничего не говорил, слышишь?
— Конечно, не говорил. И вообще я у тебя ничего не спрашивал. А Назаров без машины будет? Жаль. Мне понравилось на своем авто разъезжать…
— Шутник ты, Ваня, — вздохнул шофер. И вплоть до самого дома Опалина они говорили только о том, когда дадут получку, кого из товарищей повысили и как обстоят дела у коллег из губернского угрозыска, сидящих в здании на Садовой-Сухаревской.
Глинищевский переулок