Серёжик (без иллюстраций)

— Ничего не пустяковых… Молчалку знаю и телефон…

— Говорил я тебе: учись! А ты что? Лепил из пластилина шарики, рисовал танки в тетрадке.

— Не шарики, а бомбы! — надулся Фьоро. — Во мне кипит разрушительная сила.

— Пусть кипит, — усмехнулся Осёл. — Пять лет ты ходил в высшую колдовскую школу, а даже молоко из воды не можешь сделать!

— Я наоборот могу! Из молока — воду!

— Наоборот все могут, — махнул копытом Осёл.

Фьоро обиженно засопел.

— Пока ты стрелял пульками по соседним партам и корчил рожи, — продолжал Осёл, — я учился. А кто был я? Просто осёл, возивший воду. Помнишь?

— Еще бы! Просто осёл! — брызгая слюной, заверещал Фьоро. — Ты привозил тележку с тяжёлыми бочками, я проделывал в них дырки, и вся вода вытекала!

— Ты был не просто лентяй, а злющий и хитрый лентяй.

— Во мне кипела разрушительная сила!

— Пока она кипела, я запомнил заклинание, которое повторял профессор, и стал заделывать дырки сам. С тех пор я каждый день стоял под окном и учился. У меня не было тетради. Я писал копытом по песку. Ветер сдувал мои надписи, пробегали ученики, затаптывая их.

— Я специально стирал твои закорючки ботинками! — фыркнул колдун.

— А мне хотелось учиться. Когда ты уходил домой, я шёл к окошку профессора и стоял под ним до поздней ночи, запоминая всё, что он говорил.

— Ну и что? — разъярившись, крикнул Фьоро. — Диплом и большую золотую медаль всё равно получил я!

— Потому что слушал мои подсказки, — напомнил Осёл. — Ну-ка попробуй, найди этого ёжика без меня.

Фьоро развернул какую-то карту и стал сыпать на неё белый порошок, бурча под нос:

— Шуши, мыши, пёс на крыше…

— Да не пес, а кот!

— Шуши, крыши, кот на мыши… — колдун почесал затылок.

Осёл забрал карту, сам посыпал её белым порошком и сам прочел длиннющее заклинание:

— Шуши, мыши, кот на крыше! Звёзды, небо и вода! Солнце всех на свете выше! Ландыш, маки, резеда! Синий цвет и цвет зелёный! Вкус и сладкий, и соленый! Шуши-мыши! Мыши-шуши! Покажи нам здесь часть суши! Где-то прятался секрет! А теперь секрета нет!

Карта заискрилась голубоватым сиянием. Осёл, продолжая хрустеть яблоком, сказал:

— Тут ёжик. В семи метрах от нас.

— А семь метров это сколько?

— Вспоминай, Фьоро, вспоминай! Это ещё в первом классе учили!

Как ни был напуган Серёжик, он успел хвастливо подумать: «Я не ходил в первый класс, а метры знаю».

И тут его больно схватила за шиворот цепкая лапа!

— Браво, Фьоро! Браво! — зааплодировал копытами Осёл. — Только что ж ежонок такой маленький?

Гордый колдун бросил Серёжика в тележку.

— Маленький-то маленький, а всю лапу исколол! — скривился Фьоро. — Но ничего… Я получу за этот репейник мешок золота!

Осёл укоризненно покачал головой.

Колдун вытащил из тележки ржавую клетку и запихнул туда ёжика. Вот она — тюрьма всех птиц и зверей!! Серёжик заплакал.

Фьоро повесил на клетку замок, а ключ положил в ухо.

— Поехали!

— Лень! — зевнул Осёл. — Спать хочу! Отправимся завтра…

Сколько ни топал ногами Фьоро, сколько ни плевался — Осёл будто не замечал. Он укрылся клетчатым пледом, который тут же наколдовал прямо из воздуха, и захрапел.

Глава 17 В клетке

Осёл спал, а Фьоро не обращал на ёжика никакого внимания. Колдун чертил на песке какие-то знаки и всё время ругался. Что-то у него не получалось. Лишь один раз из серого камешка повалил дым, в котором что-то квакало. Но что это, похоже, не понял и сам Фьоро.

Клетка была тесной. Серёжик жевал паушки — гостинец, который паучихи успели положить в котомку. Творог таял на языке, крыжовник пах летом.

Накрапывал мелкий дождик. Незаметно подкрался вечер, а затем наступила ночь.

Фьоро забрался в тележку, укрылся одеялом, на котором были нарисованы пушки и пулеметы, и захрапел. Клетку с ёжиком он бросил на землю. От неё тянуло холодом и сыростью. Дождь усилился.

Серёжик вскоре так промок и замерз, что у него зуб на зуб не попадал. Он и клубком сворачивался, и прыгал, но согреться никак не мог.

Даже клейкие тапочки натянул, но лапки всё коченели, и скоро ему стало больно пошевелить коготками. Он натянул пустую котомку на голову и стал часто-часто дышать. Носу стало теплее.

«Хр-хр…» — громко храпел Фьоро. «Пс-пс…» — сопел Осёл.

«Скоро зима, — думал Серёжик. — Совсем немного, и все-все-все изменится. Деревья станут похожими на старые мётлы, а лужи покроются ледяной коркой. И, бр-р-р, станет ещё холоднее… А волшебный снег, на который так приятно смотреть из окна, обняв чашку с горячим чаем, — этот самый снег будет падать на иголки… А лапки?! Каково им будет брести по снежной каше?» Потом он подумал, что, может, и брести не придётся… Поставят клетку на каком-нибудь подоконнике и будут кидать ёжику морковку…

Грустные мысли всё вокруг делали грустным. Грустные чёрные ивы грустно смотрели в грустную реку.

Там время от времени раздавался всплеск… Наверное, резвились непослушные маленькие рыбки, которых мамы не могли уложить спать. Таинственным светом мерцали звёзды. И вдруг кто-то сказал страшным голосом:

— Ключ!!!

Серёжик замер. Рыба или звезда? Звезда или рыба?