— Итак, — с видимым облегчением вздохнула старуха. — Статус Гая Вадигора подтвержден всеми необходимыми документами. Он имеет право на наследство своего рода, на вхождение в кабинет королевы Лации без доклада, на управление всякого рода частными делами, которые не затрагивают интересы власти: морское дело, земельное хозяйство, частное вложение денег в благоустройство Одема и других городов Ваграма без высочайшего разрешения. Армия, флот, пограничная служба, Налоговая Контора и контора Финансов находятся вне сферы интересов Вадигора, и без письменного указа королевы Ваграма он никоим образом не имеет права занимать посты в этих учреждениях. Никаких политических партий, запрет на создание тайных обществ, которые могут повлечь своими действиями переворот и хаос в государстве. Полный перечень всех действий, разрешенных и недоступных, передается вам, энн Вадигор. Ознакомьтесь с ним внимательно. Ваше замечание писцы занесли в протокол. Никто не имеет права предъявить вам обвинение в хуле существующей власти, если не будет на то веских доказательств.
Я встал, на дрожащих ногах подошел к трибуне и обвел взглядом собравшихся людей, улыбающихся и хмурых, и кивнул Лации.
— Многие из находящихся здесь не представляют, какие события привели меня в Ваграм. Когда мой друг прикрывал меня, чтобы я мог добраться сюда, я совершенно не думал, что принадлежу роду, владевшим когда-то короной этой страны. И ведь мог вполне умереть, обвиненный как лазутчик. Но случилось так, что сейчас я стою здесь. В этом я вижу знак судьбы. Значит, так угодно небесам, перед которыми я клянусь не причинять вред ни королеве Лации лично, ни ее роду, ни тем делам, которые она собирается осуществить. Ваграм — в ее руках. А я прошу одного: не вмешиваться в мою жизнь, которая принадлежит мне одному. Моя родина — Пафлагония. И этим все сказано.
— Прекрасно, энн Вадигор, — поднял руку Балт. — Ваши проблемы — отныне наши. Вы стали подданным Ваграма.
Совет стал расходиться. Меня учтиво поздравляли, жали руку. Женнис прошла мимо и холодно бросила лишь одну фразу:
— Вы редкий везунчик, Вадигор.
В большом зале, опустевшем и холодном, мы остались с Лацией наедине. Нас не разделяли более сословные глупости. Глаза королевы загадочно блестели в полутьме помещения. Мы молчали. Чертов Пак не проявлял никакого соображения, чтобы оставить нас, и торчал у двери.
— Ты умеешь располагать к себе людей, Гай Вадигор. Мне кажется, ты сегодня приобрел больше сторонников, чем за всю свою жизнь.
— Надеюсь, что все было сказано искренне.
Нас разделяло всего несколько шагов, но что-то мешало броситься друг другу в объятия.
— Ты пошутил насчет женитьбы? — Лация сдвинула брови, стараясь придать своему лицу строгое выражение. Но не удержалась, фыркнула: — Скажи, что это была шутка, невинная, и ничего не значащая.
— Я хочу стать основателем новой династии, великой и могучей…
И едва увернулся от скомканного платка, летящего в мою голову.
…Дверь в мою спальню тихо распахнулась, и в сумерках мелькнула фигура в светлой одежде. По горьковатому запаху я понял, кто это.
— И зачем ты обливаешься именно этой водой? — прикрыв глаза, спросил я.
— Она нравится мне, — прошептала Лация, присаживаясь ко мне на край постели. — В ней запахи степи и моря, на тонкой грани, неуловимой, но такой явственной… Когда ты уезжаешь?
— Завтра мы отплываем, — я взял ее руку и поднес к губам. — Не сердись, так нужно.
— Зачем? — спросила девушка с дрожью в голосе. — Зачем ты появился, зачем дал мне надежду на будущее, а теперь, когда все налаживается — уходишь?
— Я нужен Братству, — я проклинал себя, целуя ее пальцы, унизанные алмазами. — Не сердись, моя королева. Мы ведь и так много сделали. Ты знаешь, какие игры затевают твои соседи, ты знаешь своих друзей и врагов. Согласись, что это немало. А я обязательно вернусь… Как только закончу дела в Пафлагонии.
— Конечно, конечно, — рассеянно пробормотала Лация, склоняясь ко мне. — Ты многое сделал для меня и для Ваграма. Я обещаю: как только разберусь с проблемами, двину войска на Континент. Поможем друг другу… Но сколько времени пройдет? Год? Пять лет?
Внезапно я ощутил ее губы, мягкие, чуть солоноватые (плачет?), и задохнулся от долгого поцелуя, страстного и в то же время нежного. Мир для меня перестал существовать.
Потом я гладил ее плечи, теребил волосы, собирая их в ладони, и медленно распускал волнами. Лация лежала с открытыми глазами, кусая губы.
— Ты жалеешь о произошедшем? — осторожно спросил я, тут же обругав себя за глупый вопрос.
— Нет. Я боюсь, что твои обещания — попытка скрыться от меня. Ты не вернешься сюда. Это твой побег от моей любви.
— Я не бросаю тебя, любимая, — комок застрял в горле. Хотелось кричать, рвать рубашку на груди, лишь бы остаться рядом с Лацией. Проклятое Братство повязало меня крепко, чтобы я мог просто так исчезнуть, затихнуть, забиться в нору. — Но есть среди мужчин честь и обязанность перед теми, кто поднял нас на ноги, защитил, обогрел, а теперь надеется на помощь. Я нужен Братству.
— Обещай, что вернешься, или я поеду с тобой!