Серое братство

Бой рассыпался на мелкие островки. Мне достался очень упрямый боец, на смуглом лице которого не отражалось ни капли эмоций, не дрогнул ни один мускул. Лишь одна холодная решимость. Пешим он вначале выглядел немного неуверенно, но навыки бойца, данные ему при обучении, сработали. Мусасирец начал теснить меня к воде. Пришлось больше отбиваться, чем наступать. Из-за своего роста его удары шли сверху или сбоку, размашисто, мощно. Чувствуя, что инициатива переходит к нему, я бросился вперед под ноги противнику, упал, резко перевернулся на спину. И уже снизу вогнал меч в пах всаднику. Еще два удара ошеломленному мусасирцу довершили дело.

Я с усилием столкнул с себя убитого врага, встал. Мастер с восторгом мальчишки носился по кругу, очерченному лежащими конями и людьми. Он не верил своим глазам.

— Философ! Мы победил! Почти голыми руками! Ну, кто бы мог подумать!?

Я медленно приходил в себя. Непонятный звон в ушах прошел, сердце успокоилось. Оглядел поле боя. Вся конная группа была уничтожена, а избежавшие ран животные разбежались, и теперь бродили в воде, раздраженно фыркали, разбрасывая брызги. Наши потери составляли четыре человека. Худоба с тихими проклятиями дергал перевязь с плеча мертвого мусасирца, чтобы нацепить на себя меч. Бахай смотрел на свои окровавленные руки, а Череп сосредоточенно ловил оставшихся коней, похлопывая их по крупу, успокаивая таким образом. Мастер одобрительно хмыкнул.

— Ты как? — спросил я дрожащего Халима. Паренек с недоумением смотрел на песок, жадно впитывающий кровавые пятна. Скоро от следов боя здесь ничего не останется. Любая влага будет выпита жарким солнцем или песком.

— Сын рабыни убил знатного воина, — хрипло ответил Халим.

— Ты говоришь на ваграмском? — поразился я.

— Говорю. Мать родом из Одема. Семнадцать лет назад корабль, на котором она плыла к своему будущему мужу в Латрун, был захвачен пиратами. Она стала рабыней одного из наместников самого Куранчи, отца Схоора. Мать родила меня и умерла. А я бродяжничал одиннадцать лет.

Подошел Мастер, сжал плечо мальчишки.

— Убил кого?

— Не знаю. Тыкал ножом, сам получил по голове рукояткой. Шишка будет.

— Молодец, что остался жив. Эй, воины! Ко мне! — зычно крикнул Мастер. Дождавшись, пока оставшиеся в живых соберутся вокруг него, торжественно сказал: — Сегодня вы перестали быть ублюдками-бихурами, а стали бойцами. Теперь никто не посмеет назвать вас этим прозвищем. Никто! Почуяв вкус вражеской крови разве можно бояться своей собственной тени? Я сделаю из вас таких бойцов, которые станут наводить ужас на всех, даже на Схоора! Пусть дрожит от понимания того, кто может дотянуться до него через многочисленную охрану!

Маленький отряд что-то восторженно взревел, а кони испуганно всхрапнули, поднялись на дыбы. Череп быстро успокоил их, собрав в огромный кулак поводья.

****

Наше появление верхом на чужих конях произвело впечатление. Весь отряд, шедший в Гудящий Улей, остановился на переходе, готовясь к отдыху. Хлыст долго хлопал глазами, еще не веря, что это мы. Даже Басага выскочил из своей палатки, стоящей в самом центре стоянки. Он протирал глаза, с трудом рассматривая нас в сумерках. Мастер, гарцуя на захваченном жеребце, подъехал к тысячнику. Бросил сверху небрежно:

— Уничтожил разведку мусасирцев. Они просочились побережьем, и не сегодня-завтра могут перерезать все дороги. Нужно спешить.

— Я это чувствовал, — глухо обронил Басага. — Будем идти ночами, чтобы успеть. А ты молодец.

Он внимательно оглядел его с ног до головы, изумляясь бихуру, вздумавшего поучать полководца, которому верил сам Схоор; не раз он доверял Басаге водить отряды на вражеские копья и мечи. И не возникало у него сомнение в том, что делал Басага. А сейчас возомнивший о себе после первого боя невесть что этот ничтожный червяк, сумевший перебить кучку мусасирцев, поучает тысячника в ратном деле!

— Только запомни одно, — спокойно добавил военачальник. — Паршивая собака, первый раз попробовавшая крови, не станет великим охотником на волков и пустынных львов! Я сохраню твою жизнь, но за дерзость свою ты пойдешь со своим десятком первым на ублюдков из Мусасира! И ты сдохнешь, в чем я не сомневаюсь.

— Тебе виднее, — нисколько не удивился Мастер такому обороту дела. — Но, прежде всего, мне нужны люди, чтобы снова был десяток. И коней оставлю себе.

— Дерзкий раб! — Басага шумно выдохнул и глазами нашел Хлыста, неподвижно стоявшего чуть поодаль. — Хлыст! Я не люблю, когда кто-то смеется надо мной. Но этот бихур принесет пользу, чую своей печенкой. Или ты рискуешь потерять голову… У тебя свободно место пятидесятника?

— Вчера несчастный Улар помер, объевшись какой-то гадости, — Хлыст с отвращением сплюнул в сторону, чтобы брызги не долетели до сапог тысячника. — Я тоже думал о замене. Улар не справлялся со своими обязанностями. Ты поступаешь мудро, что ставишь Мастера командиром в первую полусотню. Надеюсь, уважаемый Басага, ты не будешь возражать, если я сейчас же представлю нового командира шакальему племени?