Егерь сдержал улыбку. Глаз постоянно находил в делах, шедших мимо него, крамолу. А поскольку он уже не был молод, то постоянно ворчал, когда разговор заходил о сердечных приключениях. А молодые бойцы Братства недолюбливали вояку Глаза и с неохотой шли на задания, в которых принимал участие этот старик. Бесконечные придирки и бдительность Глаза снискали ему известную репутацию. Но как боец он был бесценен. Даже несмотря на нытье и возраст.
— Так что мы имеем? — проскрипел еще один старец. Его мало кто видел — он все время сидел в Схроне и готовил хитроумные ходы. Даже имя у него было подходящее: Сыч.
— Мы имеем Философа, пытающегося склонить Ваграм к сотрудничеству. Ему помогает Страж. Два человека уже могут что-то сделать.
— Сколько на это уйдет времени? — Сыч неподвижно сидел в седле и смотрел куда-то на верхушки деревьев. Может, это была его привычка обдумывать комбинации.
— Не меньше полугода. Одна королева не смеет пойти на союз с Домом Лоран. Это губительно не только для нее, но и для всей страны. Она не настолько глупа, чтобы рисковать. А знать, аристократия, дворянство?
— Плохо, — Глаз обвел собеседников тяжелым взглядом. — Я, вообще-то, мало переживаю о гневе Линда. По большому счету мне наплевать, но в этой идиотской войне задействованы наши лучшие люди. Не хочу их терять. Пора войну заканчивать. Нам нужна помощь от Союза сильнее, чем Союзу — от нас. Худо-бедно от кочевников они отмашутся, а нам не простят промедления. Ты же знаешь, Егерь, что замышляет Линд. Дерзкое желание Берга меня, конечно, удивляет…
Глаз спрыгнул с коня, поискал глазами, где бы присесть, нашел старый пень, едва выглядывающий из высокой травы. Удовлетворенный, сел на него.
— … Но и восхищает, — добавил он. — А для его замыслов нужны все силы Братства стянуть в единый кулак. А посему у меня есть мысль сыграть по-крупному. Вот что, Егерь: отыщи эту старую каргу Амалею и заставь ее привезти Философа обратно. А пока пусть он договаривается о поддержке — не запрещено. С Амалеей пошли кого-нибудь из своих ребятишек. Сумеешь это сделать как можно быстрее? Я почему тороплюсь? Через неделю из Паунса отходит морской караван в Ваграм. Говорят, все пираты стянулись к северным путям. Так что путь свободен. Пока есть возможность — посылай старую хрычовку за парнем.
— Понятно, — кивнул Егерь. — Значит, с переговорами ничего не выйдет?
— Если дело молодое — они все уже уладили без нас, — хохотнул Глаз. — Я уверен в этом.
— Тогда расходимся, — Тетерев дернул поводья. Конь всхрапнул. — Стоило нас сюда тянуть… Мы бы без проблем дали разрешение на акцию и в Схроне.
Егерь и Поэт отъехали в одну сторону, а старички — в другую. Когда поляна скрылась за стеной деревьев, Егерь раздраженно в сердцах воскликнул:
— И где искать Амалею? Она в последнее время не сидит на месте, а мечется из города в город, словно бешеная кошка.
— Надо предупредить Дозорных. Они отследят ее. Надо будет — доставят в Паунс. Ты можешь уже ехать в порт. Кого думаешь послать со старухой?
— Мастера, — пожал плечами Егерь. — Пока больше некого. Пусть разомнется. Засиделся в кабаках.
— А она захочет? Это была ее идея, и я не думаю, что наше мнение ее как-то волнует, — Поэт задумался. — Старуха слишком упрямо гнет свою линию. Как ее уговорить?
— Найду слова, — хищно оскалился Егерь. — У меня, признаться, нет желания плясать под ее музыку, странную и непонятную. Да и парня жалко.
— Он сам разберется, — Поэт подстегнул коня. — Я поговорю с Шипом. Он всю Пафлагонию перевернет — найдет.
— Ты Магвана найди, шустрый, — усмехнулся Егерь. — Что у нас, кстати, по нему?
— Ребята из других групп говорят: он занялся поиском древних книг, некрономиконов, не считая прочей колдовской дряни. Нырок вытряс душу из одного колдунишки. Проговорился, болезный, и помер. Может, сам вызвал смерть, а может, Нырок постарался. Он ведь не хуже Мастера умеет выбивать нужные слова. Слушай, а не зря ли Мастера посылаешь к Философу? Они же готовы друг другу глотки перегрызть!
— Вот и помирятся, — отрезал Егерь. — У нас забот хватает помимо их мальчишеской вражды. Надо подкинуть живца Магвану. Обеспечь слухи, что Философа нет на Континенте. Заставь его понервничать, делать ошибки. Раз ему нужен наш человек — пусть пошевелится.
Поэт подумал, что Егерь скрывает ото всех какую-то тайну, связанную не только с Магваном, но и с Философом. Свои откровения он предпочитает приберечь напоследок, если вообще захочет говорить.