Серое Преосвященство

Придти на выручку Казале в 1630 году было так же необходимо, как в 1629-м; но на этот раз Ришелье был связан по рукам оппозицией внутри королевской семьи и в собственном кабинете. Главным образом, из личного недоброжелательства к кардиналу, но также из-за того, что она уверовала в особую католическую международную политику — политику сотрудничества с Габсбургами в искоренении ереси, Мария Медичи решительно возражала против военных действий в Италии. Молодая королева Анна Австрийская в прошлом была испанской инфантой и, по крайней мере, в этом пункте сходилась со своей свекровью. Их сильнейшим сторонником в государственном совете был Марийак, хранитель печати. Другим сторонником был кардинал Берюлль, который вплоть до своей смерти в 1629 году использовал весь свой авторитет, обеспеченный саном и исключительной святостью его жизни, для того, чтобы поддерживать королеву-мать в ее противостоянии Ришелье. Он толковал о цельнотканой Христовой ризе, об очищении западного мира от ересей и о воссоединении его под властью трех великих католических держав — Франции, Испании и Австрии. Интересно было бы знать, употребил ли он когда-нибудь свою фантазию для того, чтобы представить себе содержание этой метафоры зрительно. Его целью было превратить ризу, лопнувшую по швам, в бесшовную. Для достижения этой цели он предлагал Бурбонам и Габсбургам совместными усилиями взрезать и прижечь тело внутри ризы. На какой-то стадии этого процесса швы автоматически исчезнут, и весь христианский мир увидит себя объединенным. Возможно, Берюллю посчастливилось в том, что он своевременно умер. Продлись его дни и восторжествуй его политика, он, как и его однокашник, отец Жозеф, все глубже и глубже втягивался бы в неправедные дела, с горечью наблюдал бы гибельные последствия своих благих намерений и понял бы наконец, что его политика и политика Ришелье — одного поля ягоды, ибо обе предлагали средства, которые никак не могли улучшить существующего положения вещей.

Людовик XIII в мучительной неопределенности колебался между матерью и кардиналом. Кардинала он не любил, чувствовал себя униженным из-за его превосходства; в то же время он признавал его способности, был благодарен за все, что совершено кардиналом во славу монархии, и знал, что заменить его некем. А против Ришелье стояла Мария Медичи, пышная, распираемая женской энергией, вульгарная, громогласная, мстительная и упрямая в своей глупости. С несчастных детских лет король ненавидел и боялся ее, но всегда — с ощущением вины от того, что должен был бы ее любить и слушаться. А требовала она сейчас, чтобы он немедленно прекратил войну и уволил кардинала. Не сомневаясь в том, что прав Ришелье, что он и дальше будет приносить великую пользу дому Бурбонов, король, однако, прислушивался к словам матери, и они его наполовину убеждали. Весна и лето 1630 года были потеряны в военном смысле потому, что король никак не мог решиться: продолжать войну или заключить мир, отправиться с войсками в Италию или остаться дома. Человек, от природы хрупкий и слабый здоровьем, он пережил несколько тяжелых приступов, а лечение, прописанное врачами, — ежедневное очищение кишечника и еженедельное кровопускание — грозило сделать болезнь хронической. Вдали от двора, солдатом среди солдат, он всегда чувствовал себя бодрее, но рано или поздно письма матери обостряли неврастению, и он требовал, чтобы кардинал вернулся вместе с ним с границы в Лион, где расположились обе королевы. Там, в зале совета, кардиналу снова и снова приходилось излагать свои доводы в пользу итальянской войны. Совет выражал ему поддержку, и Людовик успокаивался. Это повторялось трижды; а между тем, время шло, в армии разразилась чума, и солдаты дезертировали тысячами. Туара в Казале, однако, держался.