Серп Земли. Баллада о вечном древе

Спрыгнув в поросшую травой яму, он завел их в какой-то подвал; когда глаза привыкли к сумраку, они увидели лавку, стол. От стен, обложенных досками, отдавало сыростью глины.

— Это дот, — сказал Флавий. — Долговременная огневая точка времен Великой Отечественной войны. А вот здесь, — и, высунувшись из бетонной, нависавшей над входом ниши, он показал на осыпавшуюся, еще хранящую свежие следы лопат стенку траншеи, — здесь мы нашли двоих — солдата двадцать седьмой пехотной дивизии генерал-майора Неверовского и солдата тридцать второй краснознаменной дивизии полковника Полосухина.

— Ну и что? — пожал плечами Валерий.

— А то, — тихо проговорил Флавий, — что солдат двадцать седьмой дивизии воевал здесь в двенадцатом году, а солдат тридцать второй — в сорок первом.

— Фантастика какая-то, — усмехнулся Валерий.

— Какая уж тут фантастика, — все с той же задумчивостью, похлопывая по травянистому брустверу ладонью, произнес Флавий. — Сам был на раскопках. Вот здесь начали раскрытие — и по киверу узнали, чей солдат. Стоял себе целехонький — лицом на запад. И в патронной сумке сорок три патрона — сам пересчитывал…

— Ну а этот… нашей войны? — недоверчиво перебил Валерий.

— Обе наши, обе отечественные, — поправил Флавий и ловко вспрыгнул на бруствер. — В двух шагах стоял, тоже целехонький, и в ту же сторону лицом, на запад, откуда шли танки.

Солнце наливалось красным и опускалось прямо на глазах.

Флавий опять взглянул на часы и заторопил:

— А теперь, шире шаг — прямиком к Багратиону! В самый раз только и успеть.

И пока они шли по березовой аллее, Флавий, уже как свои повседневные дела, озабоченно загибая пальцы, перечислял:

— По Великой Отечественной шесть памятников — маловато. Не в соответствии заслуг. Пулеметную точку в Семеновском надо восстановить? Надо. Опять же протянуть траншею от памятника Литовскому полку к лесу. Да три траншеи юго-западнее памятника Финляндскому полку… Само собой, надлежит восстановить командный пункт командира тридцать второй дивизии Полосухина Виктора Ивановича… Ежели вернуться к двенадцатому году, то надобно отметить место ранения Петра Ивановича Багратиона. Да и могилы русских солдат, оставшиеся без надгробий, — на склоне Семеновского оврага, во рву средней флеши, во рвах правой и левой флешей, за ручьем Огник и в Старом селе…

— Зачем так много, — усмехнулся Валерий, — и так их здесь не обойдешь.

— А я вот что тебе скажу, — опять нисколько не обидевшись, ответил Флавий. — В двадцатипятилетнюю годовщину Бородино еще присутствовали ветераны, а к столетию никого уже не было. Теперь прикинь насчет Великой Отечественной. Который нынче год на дворе?

И то, с какой озадаченностью он об этом сказал, с какой душевностью произносил имена-отчества военачальников двух войн, снова вернуло Алексея к странной мысли о том, что человек этот стал заведующим отделом поля не просто по приказу директора Бородинского музея, а по рекомендации оттуда, из прошлого века, по настоянию солдат и офицеров, павших при Бородино, лично его знавших и уверенных, что он сделает все от него зависящее для сохранения памяти.

Солнце висело теперь справа — багровое, тяжелое, и уже без труда, глядя только на прямые, падающие от деревьев тени, можно было видеть, откуда, с какой стороны в 1812 году наступали французы, а, в 1941 — немцы.

Когда в притуманенной лощине они обходили коровье стадо, Алексей подумал, что такие же буренки с мычанием брели тогда от полыхавшей деревни и тот же запах парного молока втекал в сернистую затхлость селитры, вползавший сюда с Багратионовских флешей. И рябины все так же рдели сочными, кровяными гроздьями над плетнями. Мякиной и сухой спелостью зерна повеяло на них от сарая, возле которого молотили пшеницу. И кто знает, не приходилась ли вон та, с любопытством глянувшая на них из-под надвинутого на лоб платка девушка праправнучкой какому-нибудь гренадеру… В налитой, здоровой спелости пшеницы было что-то и от нее, гибко перегнувшейся к молотилке с полным золотистых колосьев снопом.

Они остановились возле овражка, как бы углом огибающего поросшую насыпь. Росной сизостью уже подернуло траву.

— Правая Багратионовская флешь, — сказал Флавий и повел их дальше, хотя Алексей так и не понял ни конфигурации, ни расположения укреплений. — На левой виднее, — пояснил Флавий.

Нырнув в чугунную калитку, они прошли по булыжниковому двору старинного монастыря и сразу же за полуразрушенной, обвалившейся стеной увидели широкую поляну, за которой синел уже совершенно сумеречный лес.

Наверное, это и был тот самый Утицкий лес, через который в седьмую по счету атаку двинулись колонны Жюно.