Серп Земли. Баллада о вечном древе

«Я ездил в Телиш, чтобы взглянуть на место, где пали наши егеря, — начал читать вслух Алексей. — Отклонившись с шоссе влево, я выехал на ровное место, покатое от укрепления, покрытое высокой сухой травой, в которой на первый взгляд ничего не было видно. Погода была закрытая, пасмурная, неприветливая, и на темном фоне туч две фигуры, ясно вырисовывавшиеся, привлекли мое внимание: то были священник и причетник из солдат, совершавшие божественную службу.

Я сошел с лошади и, взяв ее под уздцы, подошел к молившимся, служившим панихиду…» — Алексей перевел дух, еще раз пробежался по строчкам сверху вниз, как бы не доверяя, и продолжал: — «Только подойдя совсем близко, я разобрал, по ком совершалась панихида: в траве виднелось несколько голов наших солдат, очевидно отрезанных турками; они валялись в беспорядке, загрязненные, но еще с зиявшими отрезами на шеях… Батюшка и причетник обратили мое внимание на множество маленьких бугорков, разбросанных кругом нас, из каждого торчали головы, руки и чаще всего ноги, около которых тут и там возились голодные собаки, а по ночам, вероятно, работали и волки с шакалами. Видно было, что тела были наскоро забросаны землей, только чтобы скрыть следы… На огромном пространстве лежали гвардейцы, тесно друг подле дружки; высокий, красивый народ, молодец к молодцу, все обобранные, голые, порозовевшие и посиневшие за эти несколько дней. Около 1500 трупов — в разных позах, с разными выражениями на мертвых лицах, с закинутыми и склоненными головами… Впереди лежавшие были хорошо видны, следующие закрывались более или менее стеблями травы, а дальних почти совсем не видно было из-за нее, так что получалось впечатление, как будто все громадное пространство до самого горизонта было устлано трупами.

Тут можно было видеть, с какой утонченной жестокостью потешались турки, кромсая тела на все лады: из спин и из бедер были вырезаны ремни, на ребрах вынуты целые куски кожи, а на груди тела были иногда обуглены от разведенного огня…

Я написал потом картину этой панихиды, казалось, в значительно смягченных красках…»

— Страшная картина… — нахмурился Лавров.

— Я сегодня там был, — с живостью подхватил Алексей, — в Мертвой долине. Роз насажали — сплошной цветник…

— Верещагин рисовал в другом месте, — поправил Лавров. — Но, в сущности, все равно. Ужасный лик войны…

— Там памятники, — продолжал Алексей, — знаете… Точь-в-точь, как на Бородинском поле. И трава — густая, кладбищенская. Помните, перед Багратионовскими флешами? И здесь…

Лавров снова, как при вести о найденном на мемориальной доске подпоручике, заинтересованно поглядел на Алексея.