Серпантин

Аллочка сделалась бледной, как полотно, и на глазах её выступили предательские

слезинки. — Коля, да ты что! Да если кто узнает!… И вообще…

— Что 'вообще'? — не выдержал Колян, — ты что думаешь, я лясы здесь с тобой

точить пришёл?! Если засвербело между ног, так давай быстро задирай халат и

наклоняйся, нечего меня здесь лечить! А если нет, так я и посговорчивей тебя

найду!

Несколько секунд Аллочка только растерянно хлопала накрашенными ресницами, но

когда слова, сказанные Коляном, наконец, дошли до неё, она судорожно всхлипнула

и подскочила — Ты… Ты скотина, грязная скотина! — сквозь слёзы выкрикнула она и

выбежала за дверь.

Когда её каблучки затихли где-то в конце коридора, Колян опомнился.

— Чёрт, чего это я, удивлённо подумал он, перегнул малость.

Но где-то внутри забрезжило чувство облегчения. Перед глазами появилось до жути

сладкое воспоминание. Или видение? Видение черноволосой кошки с зелёными

глазами.

— Евгения Самохина, — вслух произнёс он, будто пробуя эти слова на вкус. -

Женечка…

Он видел её всего раза два или три в больничном парке. Но этого оказалось

достаточно, чтобы образ её накрепко закрепился в его порочной голове.

В первый раз он вроде и внимания на неё особого не обратил, — невысокая такая

брюнеточка, ничего в ней особенного. Но однажды он заметил, что она его

рассматривает. Глаза у неё были потрясающие — точь в точь как у кошки. Колян

подумал тогда ещё, что если девочке этой мордашку подкрасить косметикой, то от

неё глаз будет не оторвать. И ещё, конечно, этот взгляд, с которым она на Коляна

пялилась. Он сразу подумал, что эта куколка с голодухи по мужику может в койке

такое вытворить, что до гроба не забудется.

Колян расспрашивал о ней ребят и выяснил, что (аюшки!) лярвочка эта здесь уже

лет восемнадцать проживает. В общем, работы непочатый край нормальному мужику.

Тем более, что девочка, судя по слухам, спокойная, разве что немного со

странностями.

— Странности это хорошо, — мечтательно произнёс Колян. Заманчивая перспектива

необычного секса наполняла его тело истомой и жаром. Образ зеленоглазой кошки

вытеснил из его головы всё, — и дружков, поджидающих его в комнате отдыха, и

чувство страха, и даже недопитую, такую вожделенную водочку, наверняка с каждой

минутой уменьшающую своё количество.

— Ах, Женечка-Женечка, — умильно заворковал он, вертя перед глазами пластиковую

карту, — универсальный ключ от всех палат второго этажа, имеющийся у каждого

дежурного санитара. — Вот он, наш золотой ключик. Сейчас мы позабавим нашу

курочку.

Коляну хватило нескольких секунд, чтобы бегло окинуть взглядом пустой коридор и

прошмыгнуть к палате с цифрой '12'.

Он прижался к смотровому окошку на двери и заглянул в полумрак. Принудительное

освещение едва рассеивало темноту, но этого было достаточно, чтобы разглядеть

кровать в дальнем углу палаты (обычную, в отличие от привинченных коек в других

палатах) и увидеть смутные очертания лежащей на ней женщины.

Дрожащей от нетерпения рукой Колян вогнал карту в отверстие на двери, которая

тут же бесшумно открылась, и прошмыгнул внутрь. Ему было прекрасно известно, что

на компьютере в кабинете старшей сестры зажёгся сигнал о том, что дверь в эту

палату была открыта, но так же ему было известно, что увидеть этот сигнал там

совершенно некому. Люська Кривенко в этот момент квасила водку с санитарами и

наверняка утирала сопли расстроенной Аллочке. Хотя, кто знает, может ей и

вздумается вернуться в любой момент.

Риск был огромен. Колян понимал, что за свои развлечения с психичкой он может

запросто угодить за решётку, но какая-то непреодолимая сила тянула его в

двенадцатую палату, и он ничего не мог с собой поделать. Хотя бы на миг

ворваться в её тело, а там хоть трава не расти. Пять минут, убеждал он себя, за

пять минут ничего не случится, это точно.

Его трясло как в лихорадке. Внизу живота отбойным молотком запульсировала кровь,

когда он двинулся к кровати.

Бог ты мой, почти в панике думал он, а ведь я к ней ещё не притронулся, чего ж

меня так дёргает…

Пока он судорожно возился с ремнём от форменных брюк, ему удалось рассмотреть

женщину вблизи.

Она лежала навзничь, бессильно свесив руку с кровати и даже в полумраке было

заметно, как заострились черты её лица.

Но Коляна это мало интересовало. Спустив, наконец, штаны, он забрался на неё

верхом и начал осторожно задирать её шёлковую ночную рубашку.

Евгения встрепенулась и медленно открыла глаза.

Заметив это, Колян нерешительно замер и напрягся.

Лишь бы эта сучка не заорала, мелькнуло у него в голове. И ещё… ещё ему

показалось, что глаза её как-то странно блеснули в темноте.

К счастью, она не закричала. Только промурлыкала одуряющим голосом:

— Привет, тебя-то мне и не хватало…

И плавно закинула руки за голову.

Колян аж застонал. Его просто распирало от желания.

— Какая сладкая сучка, — задыхаясь, прошептал он. Наконец-то он отымеет

настоящую тёлку. И безо всяких сраных предисловий. Просто будет трахать эту

дырку, как и положено нормальному мужику.

Он резким движением содрал с неё рубашку и не смог удержать восхищённого

возгласа. Её обнажённое тело напоминало статую, он не нашёл иного сравнения.