Аллочка сделалась бледной, как полотно, и на глазах её выступили предательские
слезинки. — Коля, да ты что! Да если кто узнает!… И вообще…
— Что 'вообще'? — не выдержал Колян, — ты что думаешь, я лясы здесь с тобой
точить пришёл?! Если засвербело между ног, так давай быстро задирай халат и
наклоняйся, нечего меня здесь лечить! А если нет, так я и посговорчивей тебя
найду!
Несколько секунд Аллочка только растерянно хлопала накрашенными ресницами, но
когда слова, сказанные Коляном, наконец, дошли до неё, она судорожно всхлипнула
и подскочила — Ты… Ты скотина, грязная скотина! — сквозь слёзы выкрикнула она и
выбежала за дверь.
Когда её каблучки затихли где-то в конце коридора, Колян опомнился.
— Чёрт, чего это я, удивлённо подумал он, перегнул малость.
Но где-то внутри забрезжило чувство облегчения. Перед глазами появилось до жути
сладкое воспоминание. Или видение? Видение черноволосой кошки с зелёными
глазами.
— Евгения Самохина, — вслух произнёс он, будто пробуя эти слова на вкус. -
Женечка…
Он видел её всего раза два или три в больничном парке. Но этого оказалось
достаточно, чтобы образ её накрепко закрепился в его порочной голове.
В первый раз он вроде и внимания на неё особого не обратил, — невысокая такая
брюнеточка, ничего в ней особенного. Но однажды он заметил, что она его
рассматривает. Глаза у неё были потрясающие — точь в точь как у кошки. Колян
подумал тогда ещё, что если девочке этой мордашку подкрасить косметикой, то от
неё глаз будет не оторвать. И ещё, конечно, этот взгляд, с которым она на Коляна
пялилась. Он сразу подумал, что эта куколка с голодухи по мужику может в койке
такое вытворить, что до гроба не забудется.
Колян расспрашивал о ней ребят и выяснил, что (аюшки!) лярвочка эта здесь уже
лет восемнадцать проживает. В общем, работы непочатый край нормальному мужику.
Тем более, что девочка, судя по слухам, спокойная, разве что немного со
странностями.
— Странности это хорошо, — мечтательно произнёс Колян. Заманчивая перспектива
необычного секса наполняла его тело истомой и жаром. Образ зеленоглазой кошки
вытеснил из его головы всё, — и дружков, поджидающих его в комнате отдыха, и
чувство страха, и даже недопитую, такую вожделенную водочку, наверняка с каждой
минутой уменьшающую своё количество.
— Ах, Женечка-Женечка, — умильно заворковал он, вертя перед глазами пластиковую
карту, — универсальный ключ от всех палат второго этажа, имеющийся у каждого
дежурного санитара. — Вот он, наш золотой ключик. Сейчас мы позабавим нашу
курочку.
Коляну хватило нескольких секунд, чтобы бегло окинуть взглядом пустой коридор и
прошмыгнуть к палате с цифрой '12'.
Он прижался к смотровому окошку на двери и заглянул в полумрак. Принудительное
освещение едва рассеивало темноту, но этого было достаточно, чтобы разглядеть
кровать в дальнем углу палаты (обычную, в отличие от привинченных коек в других
палатах) и увидеть смутные очертания лежащей на ней женщины.
Дрожащей от нетерпения рукой Колян вогнал карту в отверстие на двери, которая
тут же бесшумно открылась, и прошмыгнул внутрь. Ему было прекрасно известно, что
на компьютере в кабинете старшей сестры зажёгся сигнал о том, что дверь в эту
палату была открыта, но так же ему было известно, что увидеть этот сигнал там
совершенно некому. Люська Кривенко в этот момент квасила водку с санитарами и
наверняка утирала сопли расстроенной Аллочке. Хотя, кто знает, может ей и
вздумается вернуться в любой момент.
Риск был огромен. Колян понимал, что за свои развлечения с психичкой он может
запросто угодить за решётку, но какая-то непреодолимая сила тянула его в
двенадцатую палату, и он ничего не мог с собой поделать. Хотя бы на миг
ворваться в её тело, а там хоть трава не расти. Пять минут, убеждал он себя, за
пять минут ничего не случится, это точно.
Его трясло как в лихорадке. Внизу живота отбойным молотком запульсировала кровь,
когда он двинулся к кровати.
Бог ты мой, почти в панике думал он, а ведь я к ней ещё не притронулся, чего ж
меня так дёргает…
Пока он судорожно возился с ремнём от форменных брюк, ему удалось рассмотреть
женщину вблизи.
Она лежала навзничь, бессильно свесив руку с кровати и даже в полумраке было
заметно, как заострились черты её лица.
Но Коляна это мало интересовало. Спустив, наконец, штаны, он забрался на неё
верхом и начал осторожно задирать её шёлковую ночную рубашку.
Евгения встрепенулась и медленно открыла глаза.
Заметив это, Колян нерешительно замер и напрягся.
Лишь бы эта сучка не заорала, мелькнуло у него в голове. И ещё… ещё ему
показалось, что глаза её как-то странно блеснули в темноте.
К счастью, она не закричала. Только промурлыкала одуряющим голосом:
— Привет, тебя-то мне и не хватало…
И плавно закинула руки за голову.
Колян аж застонал. Его просто распирало от желания.
— Какая сладкая сучка, — задыхаясь, прошептал он. Наконец-то он отымеет
настоящую тёлку. И безо всяких сраных предисловий. Просто будет трахать эту
дырку, как и положено нормальному мужику.
Он резким движением содрал с неё рубашку и не смог удержать восхищённого
возгласа. Её обнажённое тело напоминало статую, он не нашёл иного сравнения.