Серпантин

Свежий ночной воздух ударил в голову. После душной влажной сауны Георгий не мог

надышаться.

— Как ты нашла меня? — спросил он, подведя ее к машине.

Ева остановилась и с насмешкой заглянула ему в глаза.

— По запаху, — прошептала она. Он почувствовал ее дыхание на своих губах и

понял, что теряет голову. — От тебя всегда пахло лавандой, помнишь?

Его руки как-то незаметно оказались у нее на талии. Лишь слегка коснулись, так

же осторожно, как совсем недавно касались ее волос. Тепло тела, такое знакомое,

он ощущал даже сквозь толстую шерсть платья, и ему казалось, что он знает это

новое тело Евы так же хорошо, как и ту хрупкую маленькую девочку. Ничего не

изменилось, то важное, что он чувствовал в ней, осталось прежним. И по-прежнему

сводило его с ума.

Медленно-медленно он начал притягивать ее к себе, не отрывая взгляда от ее

зеленых глаз, приковавших его.

— Пообещай, что не прикоснешься ко мне, — вдруг произнесла Ева, хотя никакого

сопротивления он не ощутил.

Ее губы были совсем рядом, он почти касался их…

Несколько секунд, самых мучительных в его жизни… Она ждала. Такая податливая,

нежная, родная… Она позволила ему выбирать. Он не мог понять, в чем дело, хотя

почувствовал, что это важно. От того, как он себя поведет, зависело очень

многое. Ева произнесла только одну фразу, но он услышал что-то еще. Не сказанное

вслух. Смесь ее сумбурных ощущений и эмоций. Желание. Страх. Боль. Мольбу.

Не потерять ее снова. Это важнее всего на свете. Даже важнее этого неудавшегося

поцелуя.

— Хорошо, милая. Я обещаю.

Она расслабилась. Как будто сбросила с плеч тяжелую ношу. Улыбнулась.

Они молча сели в машину, Герка завел мотор. Пока двигатель разогревался, никто

не произнес ни слова. Но перед тем как тронуться, Георгий не выдержал и

повернулся к Еве.

— Так значит, никакого секса больше не будет? — просто спросил он.

— Никакого секса больше не будет, — чуть слышно произнесла она, — послушай, я

тебе сейчас все расскажу…

И тут ее будто прорвало. Легко и непринужденно она начала совершенно по-женски

щебетать, вспоминая лечебницу, санитаров, свои сомнения…

Герка выехал за город и стал кружить по объездной. Он почти не слушал, что

говорила Ева, все это он узнал еще тогда, когда ловил на своих губах ее дыхание,

борясь с чудовищным искушением. А сейчас он просто жадно впитывал звуки ее

голоса и думал о том, что наконец-то все стало на свои места.

Смысл того, что говорила Ева, доходил до него очень смутно. Ее голос рождал у

него в голове совсем иные картины. Он вспоминал девочку, ту странную хрупкую

девочку, которая перевернула его жизнь, зажгла в нем ненасытный огонь, который

так и не утих за все эти годы. Георгий называл этот огонь страстью,

одержимостью, паранойей. Он никак не называл это. Просто знал. Что это

всего-навсего такая вот глупая, безумная, необъяснимая и оглушающая любовь.

Любовь, которую он не способен был испытывать по природе своей, которой не было

места в его маленьком эгоистичном сердце, и которая была так нелепа в его мире

компьютеров, репортажей и дорогих автомобилей. Но она продолжала жить в нем,

отыскав неведомые ему самому глубины, изменив саму его сущность, и придав всей

его жизни какой-то странный ускользающий смысл.

Ева, маленькая Ева. Ничего в ней не было, обычная девчонка, такая же как все.

Если что-то и таилось за ее пушистыми ресницами, у него никогда не возникало

желания туда заглядывать. В то время Жорик Тимченко уже точно знал, что ему

нужно от девочек и внимание его захватывали исключительно пышненькие

старшеклассницы. В одногодках его могли привлечь разве что кокетливые искорки в

глазах и слепое обожание, но никак не их угловатые не оформившиеся еще фигурки.

В общем-то ровесниц он воспринимал тогда как существа бесполые и при всем своем

желании неспособные дать ему то, что так настойчиво требовал его стремительно

развивавшийся организм. Тем более что в свои двенадцать лет Жорик вкусил уже все

прелести физической любви благодаря десятикласснице Олесе Прониной и в ближайшее

время настроен был повторить приятный опыт. Но только с кем-нибудь другим.

Георгий не терпел монотонности, а Олеся казалась пройденным этапом большого

славного пути. Поэтому он подарил ей в знак благодарности флакон французских

духов, чем окончательно разбил ее сердце, и бодрым маршем отправился покорять

другие крепости. Но оказалось, что все не так-то просто. Пронина ни за что не

хотела отказываться от смазливого богатенького мальчика, поэтому путь на третий

этаж, где учились старшеклассницы, Жорику был теперь заказан. Свободное от школы

время было занято под завязку уроками и многочисленными секциями, что так же не

способствовало приобретению новый подружек. В результате Георгий остался у

разбитого корыта, ограничив свое общение глупыми одноклассницами, которые могли

позволить разве что подержаться за их потную ладошку, измазанную чернильными

пятнами. Конечно это его никак не устраивало, и он временно попридержал свой

пыл, здраво рассудив, что жизнь впереди длинная и не стоит расстраиваться, что

он вырос раньше своих подружек. Впрочем, иногда он позволял себе невинные