Серпантин

Оглушенный, он продолжал стоять на месте, не замечая снующих вокруг

одноклассников. Пытался привести свои мысли в порядок, справиться с охватившим

его возбуждением и тут почувствовал, на себе пристальный взгляд.

Она стояла на лестнице, с курткой в руке, и смотрела прямо на него. Он поднял

голову, и снова, теперь уже скрестившись с ней глазами, ощутил то странное

выпадение из пространства, которое чувствовал, обнимая ее. Женька разглядывала

его с каким-то зоологическим интересом. Так смотрят на бабочку, приколотую

иголкой к поролоновой подушечке. Каким-то образом вычислила, что это именно он,

а не кто-нибудь другой. Впрочем, это было не трудно.

С этого дня Женечка Самохина незримо вошла в его жизнь.

Приходя утром в школу, Жорка первым делом отыскивал в толпе одноклассниц ее

черные косички и до конца уроков не спускал уже с нее глаз. Она притягивала его,

будто магнит. Не успевал прозвенеть звонок с урока, как он подлетал к ее парте,

выдумывая тысячи разных поводов побыть возле нее. Рассказывал анекдоты, списывал

у нее выполненные давно им самим задания, шутил, дразнил всех, кто попадался на

глаза, словом, делал все, чтобы привлечь ее внимание. Он не замечал, что слишком

откровенно и настойчиво крутится возле этой девочки, и что все вокруг давно уже

с интересом наблюдают за развитием событий. Впрочем, ухаживания его были

настолько открыты, что никто не принимал их всерьез. Женьку Самохину считали

слишком невзрачной, для того, чтобы на нее обратил внимания такой красавчик как

Жорик. Разве что для хохмы.

Но это было не так. Ложась спать, Жорка вспоминал ее лицо, ее милые черные

косички, ее голову у себя на плече… Он представлял десятки раз, как приведет ее

к себе домой, и как все может произойти. Его тело загоралось, когда мысли

забирались слишком далеко, и он метался не постели, пытаясь отделить в своем

воображении образ Олеси от образа Евгении, которые упрямо переплетались. Эта

девочка казалась ему ступенькой, которую нужно пройти, преодолеть, чтобы идти

дальше. Он хотел ее так сильно, что готов был на все. В силу каких-то

собственных представлений, он не мог поступить так, как поступали большинство

мальчиков в его возрасте, поэтому бьющееся каждую ночь в его теле желание просто

испепеляло, выжигало все внутри, оставляя только неутоленную страсть. Но когда

его истерзанный неокрепший еще разум устало проваливался в небытие, когда мысли

начинали таять одна за другой где-то на границе между сном и явью, тогда в его

сердце оставалось только одно желание, тщательно скрываемое от самого себя.

Желание испытать еще хотя бы один только раз ту нежность, которая пронзила

каждую его клеточку и которую он не испытает больше ни с кем, кроме Нее.

Но это девчонка не давала ему покоя и наяву. Она мучила его, сама того не

сознавая, заставляла испытывать боль, о которой до этого он даже не подозревал.

Изо дня в день читая в глазах ее равнодушие, получая лишь раздраженные реплики

на все свои попытки поговорить с ней, Георгий тихо сходил с ума. Он не мог

понять, что делает не так. Ведь любая другая девчонка из класса была бы

счастлива оказаться на месте этой Женьки. Порой ему казалось даже, что

существует какая-то внешняя причина, и что из-за этой непонятной причины все его

попытки завязать с ней дружбу заранее обречены на неудачу. Это приводило его в

отчаяние. Что-то умирало у него внутри каждый раз, когда он натыкался на ее

холодный взгляд.

Прошло наверное месяца три прежде чем Женька немного оттаяла и стала хоть

изредка перебрасываться с ним парой слов, не делая при этом недовольных

гримасок. Впрочем, его эта перемена не могла обмануть. Он понимал, что для

Женьки он не больше чем предмет мебели, к которому она просто успела привыкнуть.

В конце концов стало совсем невыносимо. Он безумно устал от ее равнодушия,

бессонных ночей, напряжения. Наверное лучшим выходом из этого кошмара было

разъяснить все раз и навсегда. Поговорить с ней, в открытую предложить дружбу, и

если даже она рассмеется ему в лицо, это будет лучше, чем день изо дня тупо

искать в ее глазах хотя бы проблеск внимания. Во всяком случае, он будет знать,

что сделал все от него зависящее и продолжать дальше смысла нет. Так он и решил

поступить. И впервые за несколько месяцев заснул спокойно.

На следующее утро он вышел из дома пораньше, часа за полтора до начала занятий,

проехал несколько остановок на автобусе до улицы Маяковского и без труда отыскал

Женькин дом. Новая пятиэтажка, пара раскуроченных скамеек во дворе и

грибок-песочница как раз напротив ее подъезда. Туда-то и приземлился Георгий,

положив под себя свой дипломат с учебниками.

Ждать долго не пришлось. Где-то через четверть часа дверь в подъезд в очередной

раз распахнулась, выпуская на этот раз не первоклашку или деловитую пенсионерку,

а их величество королеву Евгению, даму его сердца. Она на секунду замешкалась,

удивленно разглядывая Жорку, а потом уверенно потопала в его сторону.

— Гера, ты что здесь делаешь? — без особой радости спросила она.

— Тебя жду. Понимаешь, нам надо кое о чем поговорить. — быстро ответил он,