Серпантин

— Ты значит согласна на все, лишь бы я от тебя отстал.

— Как ты догадался?

— Но это неправильно.

— Слушай, я не пойму, ты что, испугался? Ты же строишь из себя вечно такого

блатного, а тут вдруг испугался? Никогда не пробовал, да?

— Пробовал, но какая разница, я же не об этом.

— Да?! — похоже, она была по-настоящему удивлена. Даже подалась вперед. — Врешь!

— Нет, не вру. Но у той девчонки это уже было до меня много раз. А что с тобой

делать, я не знаю. Я читал, что это больно для девчонок в первый раз. Мне что-то

не хочется тебе делать больно.

И тут она рассмеялась. Глядя на него в упор, издевательски рассмеялась. А потом

вдруг замолчала и шепотом произнесла:

— Можешь не бояться.

Он медленно повернулся к ней и с недоверием покачал головой.

— Но… тебе же только двенадцать лет.

— Ну и что. Тебе тоже.

Ее глаза всматривались в него пристально, как два зеленых огонька. И в них не

было ничего детского. И глядя в эти глаза, Жорка начал говорить то, что никогда

не произнес бы осознанно, но что рождалось где-то глубоко-глубоко внутри и

настойчиво требовало выхода:

— Я думал, что хочу это сделать. Тогда в раздевалке, я подумал, что тебя легко

можно уломать на что угодно. Но… теперь я не хочу. Наверное я просто люблю тебя,

понимаешь? И я не хочу, чтобы ты меня ненавидела. Если хочешь, я вообще никогда

до тебя пальцем не дотронусь.

— Но… тогда что тебе нужно от меня? — в ее глазах впервые за все время мелькнуло

что-то человеческое. Мелькнуло и тут же исчезло.

— Я не знаю. — Честно ответил он.

— Тогда слушай, что я скажу. Я все равно буду тебя всегда ненавидеть. Ты ничего

не добьешься, ничего. Но раз мы сейчас здесь, то можешь сделать то, о чем мы

договаривались. А потом оставь меня в покое. Это будет по-честному, ведь ты не

виноват, что не можешь мне понравиться. Так что решай быстрее. Или сейчас, или

вообще никогда.

Она ждала. Он молчал. И ждал, когда к нему вернется способность здраво

размышлять. Требовалось какое-то время, чтобы все понять, осмыслить, нащупать

хоть какую-то логику в словах этой девочки и принять верное решение. В первом

порыве он хотел поступить как настоящий книжный герой — встать и гордо

удалиться, сказав напоследок что-нибудь трагическое, но это значило, что снова

потекут томительные дни неизвестности. И может быть у него никогда и не будет

больше такого шанса как сейчас. Не лучше ли взять что дают и не остаться по

крайней мере в дураках. К тому же это лишний час наедине с ней. Он просто

физически не мог заставить себя уйти из этой квартиры, где каждая вещь хранила

тепло ее прикосновений, воздух был пропитан каким-то дразнящим сладким ароматом.

Тем самым, который он вдохнул, уткнувшись лицом в ее волосы. Там, в подвале.

Герка встал, подошел к девочке и осторожно взял ее за руку. Женя послушно

перешла к кровати, и они сели на краешек.

— Что дальше? — спросил он.

— Ты должен знать. Ты же у нас взрослый. — Ее голос звучал безжизненно и Герка

как никогда ощутил разделявшую их пропасть.

— Жень, если ты не хочешь…

— Хочу! — ожесточенно выкрикнула она, но тут же спохватилась и уже спокойнее

добавила: — По крайней мере мне интересно. Что ты будешь делать.

Он вздохнул. Разговаривать с ней было бесполезно, разве что нарваться на

очередное оскорбление. Может быть есть другой способ заставить ее оттаять…

Герка притянул ее за руку к себе и попытался поцеловать. По крайней мере она не

сопротивлялась. Секунд пять добросовестно терпела, а потом резко отстранилась и,

удивленно, совершенно по-детски спросила:

— Это так… правильно?

— Что? — растерялся Герка.

— Что нужно засовывать язык когда целуешься?

— Тебе так не нравится?

— Не знаю… я не знала, что нужно так делать.

— А как ты знала?

— Никак. Я еще не целовалась.

— Но ты же сказала… ты что, обманывала?

— Нет, просто я не целовалась. Ты скажи что нужно делать.

Герка мысленно поблагодарил Пронину за ее уроки. Наконец-то он почувствовал себя

увереннее. Взял Женьку за плечи и улыбнулся.

— Просто повторяй за мной, хорошо?

— Но мы же не можем одновременно совать друг другу языки в рот.

— Обещаю, что не буду больше совать тебе в рот язык.

Он снова приник к ее губам, но теперь уже совсем иначе. Осторожно, будто изучая,

чутко прислушиваясь к ее ощущениям и благодарно ловя ее маленький острый язычок.

И поцелуй этот был странным. Гера не знал, что так бывает. Это было так не

похоже на ощущения, которые возникали от сумбурной грязной возни с Прониной.

Нет, сейчас все-все было иначе. Растворяясь в океане нарастающего желания, он ни

на секунду не забывал, что держит в руках ее, именно ее, эту маленькую, такую

дорогую для него девочку. Ту, о которой мечтал ночами, от отчаяния и

безнадежности сжимая до крови кулаки, ту, которая даже в эту секунду не

принадлежала ему полностью и, возможно, не будет принадлежать никогда. Это были

взрослые ощущения, искусство, которому учатся всю жизнь, и которое доступно лишь

единицам. Искусство чувствовать партнера, держать его образ в голове даже тогда,

когда волны примитивных желаний стирают само ощущение реальности. Он вложил всю

нежность, на которую был способен в этот бесконечный поцелуй. Его руки ласкали