Отхлебнув уже остывший чай с чабрецом, я вернулась к планированию следующего дня. Двадцать второго дня погружения:
«Молитва в 5 утра – 108 кругов Отче наш…»
Первая запись здесь появилась на второй день после моего сумбурного прибытия к бабуле. В тот момент я была переполнена эмоциями от недоступной прежде информации о моей семье. Мне хотелось написать хоть что-то, чтобы иметь подтверждение, что это все происходило со мной в такие-то числа. Ну и, конечно, записать задание, чтобы убедиться, что это все мне не приснилось. Поэтому моя первая запись была нацарапана корявым от волнения почерком и состояла из трех коротких предложений:
«Моя бабуля – настоящая потомственная ведьма.
Завтра подъем в 6 утра (?!), уборка в доме бабы Нюры.
Кто это?»
Я улыбнулась и провела указательным пальцем по продавленным строчкам на первой странице.
«Первый день погружения…»
В первое утро после приезда меня разбудила Мара, слегка коснувшись плеча. Я открыла глаза и увидела ее лицо, лишенное слов и эмоций. Она жестом пригласила меня следовать за ней. Я послушно встала и, укутавшись в одеяло, сонно поплелась за ней в сторону кухни. Там был накрыт стол, и, несмотря на большое количество блюд, начиная от омлета и заканчивая сырниками, чайная пара все же была одна. Значит, завтрак предполагался только для меня. Очень мило, подумала я, усевшись прямо в одеяле за стол. Я подняла глаза на Мару – казалось, она ждала этого взгляда, чтобы именно в этот момент отвернуться и стремительно выйти из помещения. «Странная», – подумала я и подняла кружку, обнаружив розовый стикер. Это была записка от бабули: «Василиса, после завтрака жду тебя в Избе. Мара проводит. Не трать много времени на сборы. Просто будь чистой. Твоя Василиса Андревна.» Почерк был аккуратный, буковки – кругленькие и маленькие, будто нанизанные жемчужины на нить ожерелья. Я вздохнула. Почерк моей бабушки был точной копией почерка моей мамы Александры.
Я быстро поела, приняла душ, почистила зубы и помыла голову. Замоталась в большое махровое полотенце, вернулась в свою комнату и обнаружила аккуратно сложенные на кресле вещи: спортивный костюм и дождевик. А рядом с креслом стояла пара резиновых сапог невероятно красивого сливового цвета. Я сразу переоделась, удивившись, что вещи были новые и вполне приличные. Особенно понравились сапожки и дождевик защитного цвета. Оглядев себя, я отметила, что бабуля меня явно ждала, раз даже вещи приготовила моего размера. Тут я почувствовала тошнотворное чувство дежавю. Последние пару месяцев меня кто-то все время неплохо одевает, точно знает мои размеры и, конечно же, берет на себя ответственность за мое времяпровождение. Я села в кресло, потому что от этих мыслей у меня закружилась голова и начало мутить. Последние месяцы я пытаюсь обрести себя, но почему-то вынуждена все время выполнять чью-то волю. Это странно. Я сделала пару глубоких вдохов и выдохов, и мое головокружение отступило, забрав с собой и приступ тошноты. Я вышла из комнаты, погруженная в свои рассуждения, видимо, от этого не заметила, что прямо у входа стояла полностью собранная Мара. От неожиданности и от столкновения с ней я вскрикнула. А она – нет. Она, не проронив ни звука, отшатнулась от меня в сторону. Что было не так с этой женщиной? Мне даже показалось, что на ощупь она ледяная и скользкая, как змея. А Мара лишь оценивающе посмотрела на меня, развернулась и направилась к выходу. Я же стояла как вкопанная, думая про себя: как давно она стояла у двери, не подсматривала ли она за мной случайно? И почему она молчит все время. Немая?
Возле входной двери она остановилась и, развернувшись ко мне лицом, бросила в меня испепеляющий взгляд. И мне пришлось следовать за ней. Немая так немая.
Мы без приключений добрались до Избы. Она находилась примерно в двух километрах от крайнего дома деревни, в лесу. Добираться до нее нужно было по тропинкам. Лес был сосновый, не сильно заросший кустарниками, поэтому хорошо просматривался, покуда хватало глаз и любопытства.
«Изба» представляла собой стандартный одноэтажный деревенский дом, аккуратно вписанный в ландшафт леса. Невольно глаза искали геройскую вывеску с надписью: «При постройке дома ни одно дерево не пострадало». Что, конечно, было абсурдом, так как он был собран из вековых стволов.
Мы подошли вплотную, обойдя дом справа, вышли к трехступенчатому крыльцу с витиеватыми перилами. Крыльцо было выкрашено в нежный лавандовый цвет. Такого же цвета было полотенце, которым я утром вытиралась. Моя бабуля подстраивала все пространство под себя. У самого крыльца стояла покосившаяся скамья, на которой дремал черный кот. Мы приблизились к крыльцу, кот неожиданно вскочил, выгнулся дугой и, прижав уши к голове, зашипел, захлебываясь слюной. Я, естественно, притормозила, но, похоже, все эти кошачьи эмоции были направлены на Мару. Но саму Мару они не трогали.