Сэру Филиппу, с любовью

— Отличное средство! Я узнал о нем, когда учился в Кембридже. Когда-то его широко применяли как обезболивающее, но затем его заменил опий. Мой профессор утверждал, что оно также помогает и при лихорадке.

— Ты давал его Марине? — спросила Элоиза. Филиппа удивил ее вопрос, но затем он вспомнил, что Элоиза все еще не знает всех подробностей и думает, что Марина просто умерла от простуды — что, впрочем, не было неправдой, хотя не было и всей правдой.

— Пробовал, — признался он, — но мне не удалось влить ей его в рот. Впрочем, — добавил он, — Марина была очень плоха — гораздо хуже, чем сейчас Чарльз. Она вообще была очень больной женщиной.

Элоиза пристально посмотрела на Филиппа, гадая, что он имеет в виду, но спрашивать не стала. Затем она перевела взгляд на Бенедикта и Софи. Рыдания их прекратились, но они по-прежнему не вставали с коленей, словно забыв о присутствии в комнате Элоизы и Филиппа.

Элоиза разделяла скорбь брата, но раскисать было не в ее натуре. Она тронула Бенедикта за плечо.

— У вас есть настойка ивовой коры? — спросила она. Бенедикт посмотрел на нее, непонимающе моргая.

— Не уверен, — пожал он, наконец, плечами.

— Возможно, — проговорила Софи, — она найдется у миссис Крабтри. — Крабтри были пожилой четой, следившей за Май-Коттеджем еще тогда, когда Бенедикт не был женат и лишь изредка наезжал сюда. — Крабтри очень запасливы. Но сейчас они гостят у дочери, вернутся лишь через несколько дней…

— Но в дом их можно проникнуть? — спросил Филипп. — Если я увижу эту настойку, я узнаю ее. Впрочем, даже не обязательно настойку — можно просто кору, лекарство я приготовлю сам. Это, думаю, снимет лихорадку.

— Ивовая кора? — недоверчиво спросила Софи. — Ты хочешь лечить моего сына древесной корой, Филипп?

— Если это ему и не поможет, — проронил Бенедикт, поднимаясь и направляясь к дверям, — то, во всяком случае, и не повредит. Пошли, Филипп, у меня есть ключ от дома Крабтри. — Он вдруг пристально посмотрел на Филиппа. — Ты веришь в успех?

— Не знаю. Но очень хотел бы, — вздохнул тот. Бенедикт посмотрел на Филиппа еще пристальнее, словно прикидывая, стоит ли ему доверять. Одно дело — позволить этому типу жениться на Элоизе и совсем другое — доверить ему лечить ребенка странными средствами.

Филипп понимал Бенедикта и не осуждал его — он сам был отцом.

Филипп вышел из дома вслед за Бенедиктом. Он очень надеялся, что предложенное им лекарство не подведет. Сейчас от этого зависел авторитет Филиппа в глазах Бенедикта, а значит, и всех Бриджертонов.

* * *

Трудно сказать, что именно помогло больному — ивовая настойка, горячие молитвы Элоизы или то была просто удача, но, как бы то ни было, к утру маленькому Чарли стало лучше. Он был все еще слабым и вялым, но явно шел на поправку — лихорадка, во всяком случае, прошла. К полудню уже стало ясно, что помощь Элоизы и Филиппа больше не нужна, и они, уставшие и изможденные, сели в свой экипаж. Оба думали лишь об одном: поскорее, наконец, добраться до кровати и спать — ничего больше, только спать!

Первые десять минут они ехали в полной тишине. Элоиза слишком устала, чтобы говорить. Однако, несмотря на бессонную ночь, она чувствовала себя слишком возбужденной, чтобы заснуть, — сказывалось, должно быть, нервное напряжение. Элоиза бесцельно смотрела в окно на мокрый после дождя пейзаж. Почему-то дождь прекратился именно в тот момент, когда Чарли стало лучше, что поневоле заставляло Элоизу поверить в мистическое вмешательство самого Бога, услышавшего ее молитвы. Но стоило ей перевести взгляд на Филиппа, сидевшего в карете с закрытыми глазами — хотя Элоиза была уверена в том, что он не спал, — как она снова подумала, что мистика здесь ни при чем, а улучшение наступило благодаря ивовой настойке. Элоиза не могла бы этого доказать, но почему-то была убеждена в этом.

Впрочем, чудо здесь, пожалуй, тоже сыграло свою роль — чудо стечения обстоятельств. Если бы Элоиза не решила вдруг заглянуть к близнецам во время урока, она не пошла бы к Филиппу в оранжерею, чтобы сказать ему, что мисс Эдвардс надо уволить. Если бы она не пришла к нему в оранжерею, они бы не поссорились. А если бы не поссорились… Черт побери, можно смело сказать, что Чарльзу Бриджертону крупно повезло!

— Спасибо тебе, Филипп, — произнесла Элоиза, не уверенная, впрочем, говорит ли она это вслух или про себя. Но очевидно, все-таки вслух, так как Филипп откликнулся, правда, не открывая глаз:

— За что, Элоиза? — Голос его был сонным.

— За Чарльза, — кратко пояснила Элоиза.

Теперь Филипп, наконец, открыл глаза и повернулся к ней:

— Не уверен, что за это следует благодарить меня. Может быть, настойка здесь и ни причем…

— Очень даже причем, — уверенно кивнула Элоиза. — Я лучше знаю!

— Что ж, спорить не буду! — усмехнулся Филипп. — Ты у меня всегда все знаешь…