Серые братья

– Старая обезьяна! – сказал он; перевёл взгляд на Пита, взял его руку, и, взмахнув своей, звонко впечатал в его маленькую ладонь тяжёленькую золотую монету. – Пожелай моему кораблю удачного путешествия! – сказал он ошеломлённому Питу и, не дожидаясь ответа, зашагал, звеня шпагой, за «старой обезьяной» и его спутницей.

«Гинея!» – Пит сжал кулак и торопливо пошёл прочь с причала. «Гинея! Это целый фунт и ещё один шиллинг!»

Отойдя в сторонку, он опустил гинею в карман, осмотрелся – и выплюнул на ладонь то, что держал всё это время во рту. Выплюнул – и замер. С ладони на него «смотрел» строгий мужчина, повёрнутый в профиль. Надпись, выгнутая по канту, заявила оцепеневшему Питу, что в руке у него покоится «Людовик Тринадцатый».

Пит, оторванный от родителей, любящий море, весьма разумный маленький мальчик, в этой очень непростой для любого ребёнка ситуации снова поступил безупречно. С независимым видом он вошёл в меняльную лавку и громко спросил у хозяина:

– Не заходил ли сейчас к вам, уважаемый, мой отец?

– Я не знаю, кто ваш отец, мистер! – на всякий случай почтительно отозвался меняла.

– Надо знать, – наставительно сказал Пит, поворачиваясь, чтобы уйти. – Мой отец – прокурор нашего графства.

И, уже в дверях, чувствуя за спиной услужливость и благоговение, вдруг повернулся назад и сказал:

– Ах, да. Сколько вы дадите мне английских шиллингов за один французский золотой луидор?

И выложил Людовика Тринадцатого на истёртый прилавок.

Через минуту, погрузив обе руки в набитые деньгами карманы, он торопливо шагал прочь от порта. Отыскав на одной из тихих улочек безлюдную кожевенную лавчонку, он вошёл внутрь. А вышел из неё уже будучи обладателем двух новых кожаных кошельков. Один, в виде плоского портфунта, с изящным округлым замочком, на тоненькой стальной цепочке был надет под одеждой на шею, второй, – кисет, – был привязан к застёгнутому вокруг талии (под одеждой же) тонкому ремешку.

Битва в развалинах

Решив, что «работы» на сегодня достаточно, Пит направился к портовому рынку. Он рассчитывал там встретить кого-нибудь из рабов Милого Слика и поинтересоваться, в котором часу нужно возвращаться домой. Немного потолкавшись, он увидел знакомых, но подходить не стал, поскольку сразу понял, что люди заняты важным и весьма значительным делом.

Маленькая Ксанфия, зажав подмышечкой костылёк, о чём-то спрашивала, состроив серьёзное личико, у толстого и важного господина. Пит подошёл ближе. За спиной у господина мялся горбун со своей заплечной корзиной, и Пит почувствовал, что всё это никак не с проста.

– Вы мою маму не видели? – подняв вверх робкое личико, говорила важному джентльмену маленькая одноногая девочка. – В таком синем платье? И волосы такие светлые?

– Кажется, не встречал, – озадаченно сдвинув брови, отвечал ей участливый джентльмен. – Но, думаю, будет разумно, если ты пойдёшь вон туда, во-он туда, где лошади и экипажи. Ведь вы на чём-то приехали? Почти уверен, что твоя мама там. С рынка все и всегда возвращаются к экипажам. И там легко встретиться.

Пит видел, как во время этого разговора горбун чуть попятился, так, что корзина задела краешком толстый бок джентльмена, и – секунда, не более! – сдвинулся в сторону лючок на боку корзины, протянулась оттуда тонкая ручка, вонзилась джентльмену в карман – и выхватила из него толстый коричневый кошелёк. Тут же, скрывая брешь, встал на место лючок, горбун шагнул и смешался с продающими и покупающими, а маленькая девочка, поблагодарив, запрыгала со своим костыльком по направлению к экипажам.

Пит поспешил следом за мелькающей поодаль корзиной, и догнал её – в каком-то закутке, на краю рыночной площади.

– Привет! – сказал Пит. – Ловко работаете!

Над корзиной приподнялась крышка и оттуда выглянула голова вчерашнего пятилетнего человека. Но Пит с изумленьем увидел, что это вполне взрослый человек, только очень маленький, из тех, кого принято называть лилипутами. Обитатель корзины повёл глазками вправо-влево, уставился на Пита и грозно сказал:

– Не болтай.

– О чём? – не понял Пит.

– Кошелёк видел?

– Да.

– Так вот – не болтай. Слик чтоб не узнал.

– Что я, не понимаю? Маленький совсем был кошелёчек. В таких кухарки держат два или три шестипенсовика – на нитки да пуговицы.

– Тебя – не помню – как звать-то?

– Пит.

– А я – Баллин. А этот вот неуклюжий кабан – Гобо.

И малютка Баллин, размахнувшись, звонко хлопнул ладошкой по темени снимающего корзину Гобо.

– Кабан! – повторил Баллин. – Задел «папу» корзиной! Носить разучился? Скажи «ножке» спасибо – заболтала его. Смотри, какой ушёл бы «папа», смотри, смотри!

Баллин поднял со дна корзины кошель и раскрыл его.

– Фунта три, или больше! Всё, идём к стене, будем делать тайник, как у Дейла. Чёртов Слик, гниль, слякоть, теперь каждый вечер будет корзину обшаривать.

– Конечно, конечно идём, Баллин! – кивал остромакушечной головой шлёпнутый Гобо. – Вот только для Слика нужно что-нибудь из еды прихватить!

– Уже прихвачено! – надменно произнёс Баллин, доставая со дна и приподнимая над краем корзины длинную палку кровяной колбасы.