Вопрос почему-то оказался неожиданным, и лейра растерялась. Потом она сильно досадовала на себя за то, что блеяла, как овца, отвечая на вопросы кузины. Но та, кажется, вовсе не была разочарована. Ирэйн вообще не поняла, произвела ли впечатление на лиори. Однако Альвия была вежлива и доброжелательна, только глаза оставались холодными и слишком проницательными. Девочке казалось, что взгляд серых глаз проникал в самую душу, даже поежилась, вдруг ощутив прохладу под кожей.
Встреча длилась недолго, у лиори было много дел и без ее родственницы. Нянька увела свою воспитанницу, как только Альвия сказала, что они могут идти. Ирэйн вышла за дверь кабинета, боязливо покосилась на литов, застывших каменными изваяниями, снова поежилась и поспешила вслед за нянькой, но вдруг остановилась. Взгляд лейры приковал молодой риор, шедший ей навстречу. На его бледноватом лице застыла сосредоточенность и решительность. Уверенная поступь, лихорадочно горящий взор, горделивая стать — всё это приковало к нему взор юной лейры. В то мгновение она подумала, что не видела никого красивей этого мужчины. И в один миг померкли юные риоры, на которых она посматривала еще сегодня утром, забылись слова няньки о будущем женихе. Ирэйн развернулась, глядя вслед неизвестному придворному.
— Риор Дин-Таль!
За незнакомцем спешил другой мужчина. Полы его балахона развивались в стороны, словно крылья какой-нибудь большой птицы. Чародей и сам был чем-то похож на птицу. Он нагнал риора и вновь воскликнул:
— Риор Дин-Таль, вы неразумны! Я едва вырвал вашу душу из лап смерти, а вы совершенно не желаете меня слушать!
— Ферим, ты настоящий кудесник, — ответил высокородный риор, — и я уже говорил тебе об этом, но я исцелен и не вижу смысла в том, чтобы отлеживать бока и заплывать жиром. Посмотри на меня, я твердо стою на ногах, а значит, могу вернуться к своим обязанностям и служить Перворожденной. Оставь меня в покое, в конце концов!
— Я буду жаловаться лиори! — возмутился чародей.
— Жалуйся, — отмахнулся Дин-Таль и развернулся к литам. — Доложите лиори, что риор Дин-Таль просит принять его.
— И чародей Ферим, — вставил вредный колдун.
Лит заглянул в кабинет, и вскоре риор и чародей исчезли из поля зрения юной лейры.
— Ну, что же вы, лейра Ирэйн, — укоризненно покачала головой нянька. — Идемте. Любопытство не красит благородную лейру, тем более из рода Боргов.
В ту ночь Ирэйн поняла, что Альвия несет мужчинам беды и смерть. Ее отец погиб, сражаясь рядом с лиори, и этот красивый риор, он ведь тоже мог пасть. И всё это рядом с кузиной. Наверное, это было первым проявлением ревности, юная лейра в этом ничего не понимала, но она оказалась неожиданно зла на Перворожденную, что риор Дин-Таль спешил служить ей, и даже не заметил взрослеющую девицу, не сводившую с него восторженного взора. А ведь она тоже Борг! Однако Ирэйн осталась незамеченной Тиеном тогда, не была замечена им и впредь, даже когда стала взрослой. Его взор всегда следовал за лиори, а лейру Борг он не видел в упор.
— Ничего, теперь заметит. Без нее он меня обязательно заметит, — прошептала Ирэйн.
Она услышала лошадиное ржание и опустила взгляд вниз. К воротам спешил совсем маленький отряд из восьми человек. Должно быть, это прибыли те, кого Тайрад собирался приставить к ней. Лейра Дорин кривовато усмехнулась, развернулась и пошла прочь. Ей новоприбывшие не были интересны.
Глава 11
Одел. Это был один из древнейших замков в Тархольдских горах. Когда Райверн впервые очутился здесь, он застыл на одном из соседних склонов и долго рассматривал то, что осталось от некогда величественного сооружения. Впрочем, в тот день риор так и не доехал до своего нового обиталища. Он развернул коня и отправился в ближайшее поселение, теперь также принадлежавшее ему, и просидел целый день на крыше постоялого двора с глиняной бутылью настойки, которого разжился у хозяина, еще не знавшего, что хозяином на самом деле является странный постоялец.
Райверн пил и смотрел на облака, проплывавшие в сторону Одела. Это было уже после того, как стало известно о клятве Альвии. Когда изгнаннику деваться уже было некуда, Тайрад пожаловал ему замок и земли — разрушенный замок и оскудевшие земли. Но это был новый дом Дин-Кейра, такие же руины, каким был их хозяин. Пожалуй, он никогда не чувствовал себя более одиноким, чем в те дни. Впрочем, нет, не так. В те дни отверженный изгнанник вообще себя не чувствовал. Он превратился в ничто, без права на имя и жизнь. Пустота, абсолютная пустота. Оболочка, внутри которой существовало месиво из боли и разрушенных надежд. Риор так и заснул на крыше, сжав в кулаке пустую бутылку. А утром спустился вниз, сел на коня и помчался к замку. Пора было знакомиться со своим новым домом.