Молодой вытащил из-за голенища длинный узкий кинжал, взвесил его на ладони, примеряясь для броска. У Барта при виде кинжала явственно заныло между лопатками. Он снова бросил взгляд на соседнюю крышу.
— Хватайте его – сиганет же сейчас! – заорал, замахиваясь, молодой.
Двое бандитов ринулись к Барту. Тот, издав нечленораздельный хриплый вопль, рванул вперед по идущему под уклон скату. Не добегая пары шагов до края, прыгнул. Узкий проход между строениями мелькнул внизу. Было не очень высоко, но внутренности от страха сжались, подкатываясь тугим комком к самому горлу.
На соседнюю крышу он свалился плашмя, проломив ногами хлипкий край. Чувствуя, что сползает, вцепился обеими руками в солому, отчаянно забил оставшимися без опоры ногами.
Пара мгновений неуклюжего барахтанья на самом краю, потерянный левый башмак и едва не намоченные от страха портки – и Барт, наконец, выбрался на твердую поверхность. Кинжал, который молодой таки успел метнуть ему вслед, торчал выше него по скату, в нескольких шагах.
Оставшиеся на крыше сарая бандиты орали как резаные. Чернявый, бросившийся следом за Бартом, провалился левой ногой сквозь гнилой настил. Подоспевший ему на подмогу бандит в шлеме лишь все испортил – под их вес ом солома продавилась широкой воронкой, расползаясь в стороны. Чернявый провалился уже по пояс, второй бандит тоже завяз. Молодому хватило мозгов не приближаться – он, тряся лестницу, орал собравшимся внизу дружкам, чтобы ему бросили веревку или жердь подлиннее. Кто-то уже карабкался по лестнице – теперь обзор у Барта был получше, и он видел и лестницу, и брошенное у дверей сарая толстенное бревно, которое бандиты использовали как таран.
— Вон он! – завидев распрямившегося во весь рост юношу, заорал рыжий. – Стреляй!
Болт запоздало прогудел над бросившимся навзничь Твинклдотом. Барт выругался, выплевывая горькую соломенную труху. Ну где же там Серый? Долго ему еще по крышам скакать? Подстрелят ведь в конце концов или сбросят. Вон, еще одну лестницу тащат!
У него внутри все тряслось от напряжения, хотелось спрятаться куда-нибудь, закрыться тяжелыми засовами и не слышать всего этого – хриплых криков распаленных головорезов, топота сапожищ по двору, завываний пришедшего в себя трактирщика, истеричного кудахтанья носящихся по двору перепуганных кур. Медленно и неотвратимо, как прилив, подступал приступ паники.
— Держи меня! Бруно, держи меня! – орал на соседней крыше чернявый, провалившийся уже по самые плечи. Распластав руки в стороны, он бороздил пальцами сырую солому, пытаясь дотянуться до застрявшего рядом подельника. Тот проломил под собой изрядный кусок настила и висел теперь на оголившемся стропиле, неумолимо прогибающемся под его весом. Оглядываясь через плечо, отрывисто отбрехивался от чернявого:
— Отвали! Отвали, сказал!
Молодой и еще один забравшийся на сарай бандит, осторожно подходя к краю прорехи, пытались дотянуться до дружков длинными жердями .
В край крыши, на которой сидел Барт, мягко уткнулся верх второй лестницы. Юноша пополз к коньку. По пути прихватил торчащий из соломы кинжал молодого. Оружие, правда, вовсе не прибавило ему уверенности – наоборот, стало сложнее карабкаться.
Добравшись до верха, он перевалился на противоположный скат и осторожно выглянул из-за конька. По лестнице забрался очередной головорез. Этот не собирался повторять ошибок своих дружков и ступал по настилу осторожно, время от времени тыча перед собой палкой.
— Самострел сюда давайте! Щас я его…
Барт, ругнувшись вполголоса, подался назад.
— Все, конец тебе, Бартоломью, – хладнокровно констатировал он.
До ближайшей крыши чуть дальше, чем до сарая, и сама она повыше, так что можно даже не пытаться туда запрыгнуть. Сигать обратно на сарай было бы самоубийством – там собралось уже четверо громил, и они разворотили всю кровлю. Вместе они точно обрушат все.
Дорога только одна – на землю. А там – еще с полдюжины злющих, как цепные псы, бандитов, жаждущих крови. Его, Барта, крови.
До него донесся влажный треск и поток проклятий. Вылезший на крышу бандит тоже угодил ногой в прореху между стропилами и провалился.
— Не держит ни хрена! – обернувшись к дружкам, заорал бандит.
— Спускайся! – крикнул молодой, бросая жердь, которой он безуспешно пытался вытянуть чернявого. – Лучше мне самострел давайте! Вон он, щенок, я его отсюда вижу!
Вся ватага, даже висящие на трухлявых стропилах бандиты, возбужденно заголосили. Лино, таща за собой полумертвую от страха девчонку, заковылял туда–сюда по двору, пытаясь высмотреть укрывшегося за коньком Барта. С насквозь пропитанной кровью штанины у него обильно капало. Морда рыжего от потери крови приобрела землистый оттенок и была мокрой, будто его только что окатили из ведра. Но жажда мести держала его на ногах и, похоже, успокоится он только тогда, когда доберется до Барта. Или когда свалится без сознания.