Наконец-то я снова оказался там, где все еще чувствовалось дыхание старины, где годы слились в вязкий тягучий поток, а затем практически замерли. Здесь, пусть и ненадолго, с легкостью можно было отрешиться от всего остального мира.
Врата оказались приоткрыты, и я, не медля ни мгновения, прошел внутрь. Здесь ощущался совсем иной мир со своими порядками и законами. Меня коснулась мягкая прохлада. Влага, царившая вокруг, медленно пропитывала одежду. То, что некогда служило пристанищем для какой-то состоятельной и уважаемой семьи, чье имя, возможно, было известно по всей стране, чье слово могло вершить чужие судьбы, теперь неизменно таяло вдали от мирской суеты. И людям не было до этого никакого дела.
Чем меньше состояние замка интересовало местных жителей, тем больше запретов это с меня снимало. Я поводил камерой, выискивая наиболее удачный ракурс. Да, без сомнения, в этом месте снимки получатся просто потрясающими.
Решив начать осмотр со второго этажа, я ступил на старую каменную лестницу. Удивительно, что в отличие от остальной части строения, ее ступени время пощадило. Они покрылись грязью, поросли мхом, но, тем не менее, все еще выглядели прочными и надежными. Несмотря на мои неловкие попытки передвигаться тихо, шаги гулким эхом отражались от камня и разносились по витиеватым коридорам некогда неприступного замка.
Верхняя часть здания встретила меня порывами яростного ветра и запахом гнилого дерева, витавшим в воздухе. Крыши здесь не было. Почти вся она обрушилась вниз, и теперь коридоры, а также некоторые из сохранившихся комнат, оставались почти сплошь завалены утратившими прежние очертания предметами, обломками широких деревянных балок и грудами камней, лавиной осыпавшихся под напором веков. Сверху, за редким исключением, надо мной вновь простиралось чистое летнее небо. Свет полуденного солнца, разрываемый на части тем, что осталось от крыши и стен, тщетно пытался отыскать свое место среди угловатых теней.
Мной овладело то странное чувство, которое появляется, когда попадаешь в какой-то далекий и совершенно незнакомый город. В такие моменты все вокруг выглядит слишком необычным, содержащим некую утонченную красоту, достойную обязательного запечатления на пленке. И остается удивляться, почему лишь немногие, кроме тебя, способны ее замечать.
Сделав несколько снимков, я, затаив дыхание, осторожно двинулся вперед. Было в этих стенах что-то невероятное, какое-то странное, непреклонное ни перед чем неугасаемое величие, ощущавшееся с каждым вдохом тяжелого воздуха.
Проведя здесь довольно много времени, я успел осмотреть и сфотографировать большую часть того, что попадалось на глаза. Пробираясь между обрушившимися и образовавшими теперь причудливый лабиринт балками, я по очереди исследовал сохранившиеся комнаты. В них тоже не осталось ничего, кроме мусора. Тем не менее, я был буквально зачарован тем, что видел, а палец, словно вне зависимости от моей воли, вновь и вновь нажимал на кнопку фотоаппарата.
Вернувшись на первый этаж, я уделил ему не больше десяти минут. Царивший здесь полумрак надежно скрывал от глаз то, что меня окружало. Луч фонаря помогал слабо. Конечно, для съемки все еще можно было воспользоваться вспышкой, но пленка заканчивалась. Впечатления, за которыми я сюда пришел, уже были пережиты мной наверху, и теперь постепенно угасали. Собираясь выйти обратно за стены замка, я вдруг заметил, что слева, вдали от основной лестницы, по которой мне пришлось подниматься ранее, есть еще несколько ступеней, ведущих вниз. Странно, что они не запечатлелись в моей памяти, но видимо, когда я проходил здесь в прошлый раз, мое внимание пребывало во власти совершенно других вещей. Теперь же я стоял, не в силах отвести от этого места взгляд. Возникшая из ниоткуда уверенность, что там, за этими ступенями, растворявшимися в сумраке, мне предстоит отыскать нечто особенное, крепла с каждым мгновением.
Осторожно спустившись, я увидел черный проход, ведущий в никуда. Двери здесь либо никогда не было, либо она, истлев, уже успела осыпаться на холодный пол. Вопреки тому чувству, что я испытал еще минуту назад, заходить внутрь теперь совершенно не хотелось. Немного помедлив, я снова поднял фонарь и шагнул во тьму.
Время от времени его свет скользил по серым, блестящим от влаги стенам, сплошь покрытым плесенью. Но еще чаще просто тонул во мраке. К верху стены закруглялись, переходя в низкий сводчатый потолок. Кое-где по бокам в камне виднелись неглубокие ниши, путь в которые преграждали практически уничтоженные ржавчиной металлические решетки. Вероятно, эти своеобразные кельи некогда являлись тюремными камерами. Судя по всему, здесь не раз расставались с жизнью люди, но теперь от их существования не осталось и следа. У времени есть одно чудовищное свойство – уничтожать все, чего оно касается.