Сесиль Родс и его время

Но кайзеру, очевидно, манеры Родса пришлись по душе. Он простил Родсу и совершенно недопустимый вид — тот пришел даже не в визитке, а просто в своем обычном фланелевом костюме. И вообще вроде бы немыслимое поведение. Кажется, Родс, посмотрев на часы, сказал императору:

— Ну, до свидания. Я должен идти. Пригласил несколько человек к ужину. [172]

И все же (а может быть, именно поэтому?) Вильгельм тогда-то и произнес фразу, которую потом часто цитировали.

— Если бы у меня был такой премьер-министр, как вы, я стал бы величайшим государем в мире.

Родсу кайзер тоже понравился. В своем последнем завещании Родс выделил пять стипендий в Оксфорде на его личное усмотрение.

Но оставим в стороне личные впечатления императора и рейхсканцлера. Оценку Хальгартена опровергает уже сам факт, что Родса пригласили в Берлин. Это после того, как его из-за набега Джемсона прокляла вся официальная Германия. Прошло лишь три года, и кайзер принимает его как ни в чем не бывало. А Родс ведь прибыл к тому же как сугубо неофициальное лицо, никаких полномочий от правительства не имел, говорил только от своего собственного имени.

Конечно, восторженность кайзера можно отчасти объяснить его характером. Отчасти и тем, что очень многое в Родсе ему должно было импонировать. Глобальность замыслов. В немалой степени — и расистский подход к мировой политике. Ведь в своих рассуждениях о господстве высшей расы над миром эту высшую расу Родс нередко именовал англо-тевтонской.

И Вильгельм видел, что, высказывая эти идеи, Родс не выглядит одиночкой. В Англии они имели поддержку, зачастую молчаливую, но иногда и довольно зычную. Джозеф Чемберлен уже после начала войны с бурами, 30 ноября 1899 года, публично заявил: «…в своей основе характер тевтонской расы по существу очень мало отличается от характера англосаксонской расы… и если союз между Англией и Америкой является могущественным фактором для дела мира, то новый тройственный союз между тевтонской расой и двумя великими ветвями англосаксонской окажет еще большее влияние в будущем мире». [173]

Рассуждения о расовом превосходстве были Вильгельму близки. С его именем оказалась тогда тесно связана идея о «желтой опасности», хотя ее по-разному высказывали и другие политики, идеологи и философы тогдашней Европы.

Вильгельм еще в 1895 году поручил немецкому художнику Г. Кнакфуссу нарисовать по своему наброску аллегорическую картину. Она должна была, как говорил кайзер, призвать к объединению Европы для отпора «желтой опасности», для защиты христианства от наступления буддизма, язычества и варварства. На картине в женских образах представлены Германия, Франция, Россия, Австрия, Англия и Италия. Они взирают на полыхающий горизонт, откуда надвигается, лежа на драконе, громадный Будда, ужасающий своим спокойно-бесстрастным видом. Даже несколько десятилетий спустя видный американский историк писал: «Картина была настолько зловещей, что заставляла задуматься даже самых невозмутимых». [174]

Идея о «желтой опасности» понадобилась Вильгельму для оправдания захватов в Китае. Была и другая конкретная цель. Не случайно, сделав несколько экземпляров картины, он первый же из них послал Николаю II. Как Родс хотел занять кайзера Ближним Востоком, так кайзер царя — Дальним. Но идея о противостоянии рас и сама по себе была присуща Вильгельму не меньше, чем Родсу. Кстати, Родс не раз говорил, что в свою Родезию он никогда не пустит иммигрантов из Китая.

И все-таки этого было бы, конечно, мало для блестящего приема, оказанного Родсу в Берлине, и уж тем более для нейтрализации Германии в надвигавшейся англо-бурской схватке.

Подоплека была в заметной перемене политики Германии.

Конечно, Берлин не перестал считать Южную Африку лакомым куском. В середине 1899-го немецкий капитал там достиг девятисот миллионов марок. В южно-африканском горном деле были и деньги Дармштадтского банка, вкладчиком которого состоял сам кайзер.

Но германское правительство все яснее понимало, что без крупного флота участие в серьезных конфликтах далеко за океаном невозможно и что вообще сохранять и тем более укреплять влияние в таких далеких краях, как Южная Африка, можно только не вступая в открытый конфликт с Англией. В 1896-м году телеграмма Вильгельма Крюгеру с намеком на возможность военной поддержки буров была авантюрой.

Теперь, через три года, кайзер не хотел такой авантюры. И когда в одном из посланий российского министра С. Ю. Витте он усмотрел предложение несколько ужесточить политику по отношению к Англии, то написал: «Теперь, когда Англия мобилизована, готова, вооружена для борьбы и стала сильнее, чем когда бы то ни было, он хочет организовать антианглийскую лигу… Слишком поздно, сударь! Теперь я уже не хочу!» [175]Написал это меньше чем за три месяца до встречи с Родсом.