Сесиль Родс и его время

И главное, к тому времени все больше вызревали планы немецкой экспансии на Ближнем Востоке. Только что, в конце 1898-го, Вильгельм посетил Стамбул и Иерусалим. А в Дамаске побывал на могиле Саладина и объявил себя, как это делали многие политики до и после него, лучшим другом мусульман: «…триста миллионов мусульман во всем мире… могут быть уверены, что император всегда будет их другом». [176]

Потому-то глаза кайзера и заблестели, когда Родс сказал ему, что будущее Германии — это Месопотамия, Евфрат и Тигр, и Багдад, город калифов. Вильгельм понимал, что ему предлагается сделка. Согласись он не мешать плану телеграфа и железной дороги Кейптаун — Каир, и англичане не станут особенно мешать его плану железной дороги Берлин — Багдад. И дадут Германии закрепиться на архипелаге Самоа в Тихом океане.

Имел ли Родс полномочия на совершение такой сделки? Верительных грамот у него не было, но немцы их и не требовали. Среди группировок британского капитала, связанных с колониальной политикой, — условно их можно назвать южноафриканской, ближневосточной и китайской — влияние южноафриканской тогда заметно преобладало. [177]На стороне Родса был и лорд Ротшильд, король лондонского Сити, и Чемберлен, влиятельнейший из министров.

Но дело не только в южноафриканской группировке капитала. Как бы влиятельна она ни была, важнее то, что роль трансваальского золота для финансового положения Англии становилась все значительнее. Благодаря этому золоту уже не повторялся острый денежный кризис, поразивший Великобританию в 1890-м. Тогда, перед лицом финансовой катастрофы, Английский банк вынужден был идти на крайнюю меру — просить заем у Французского банка. Благодаря же трансваальским рудникам запас золота в Англии в первой половине девяностых годов возрос почти в два раза.

Поэтому правящие круги Англии готовы были пойти на многое, чтобы предохранить этот источник золота от любых случайностей. Потому и подготовка захвата Трансвааля не была чем-то случайным. И эту свою решимость Англия в общем-то не очень скрывала. Она давала понять другим державам, чтобы они остереглись наступать ей на любимую мозоль.

Чтобы видеть все это, кайзеру и рейхсканцлеру не нужно было от Родса каких-то официальных полномочий.

Ну а Родс по возвращении в Лондон несколько раз встречался с премьером Солсбери и с лордом казначейства Бальфуром, человеком очень влиятельным в правительстве и парламенте.

Устные договоренности Родса были через несколько месяцев закреплены официальными соглашениями. Английское правительство отдало Германии в архипелаге Самоа два острова, столь желанных кайзеру. А германские власти заключили соглашения с компаниями Сесиля Родса о прокладке телеграфного кабеля и железной дороги Кейптаун — Каир через Германскую Восточную Африку.

Вопрос о Ближнем Востоке был, конечно, намного сложнее. По нему столь же конкретных соглашений заключено не было. Под влиянием группы Родса в английской печати начали появляться статьи о целесообразности англо-германского сотрудничества в Месопотамии. Но некоторые германские историки считают все же, что Родс больше подогревал надежды Вильгельма, чем помогал их осуществлению.

Для самого Родса главным результатом была, наверно, инструкция, которую дал германской печати рейхсканцлер Бюлов 20 сентября 1899 года, за три недели до англо-бурской войны. В инструкции рекомендовалось не восстанавливать Англию против Германии. «Наша пресса должна позаботиться, чтобы в трансваальском кризисе ее тон был спокойным и деловым».

У Родса были все основания сказать на внеочередном общем собрании пайщиков Привилегированной компании 2 мая 1899 года, что Вильгельм «встретил меня наилучшим образом и оказал мне, через посредство своих министров, всевозможную поддержку». В благодарность Родс назвал кайзера «значительным человеком».

Так Родс добивался германского нейтралитета на случай военной тревоги. Бюлов писал, что Родс появился в Берлине как «буревестник перед бурей».

Это был триумф Родса. Но, должно быть, последний в его жизни.

Результат его политики

Почти полвека, с Крымской войны, Англия не вела боевых действий, в которых ей приходилось бы нести по-настоящему большие потери. Для двух-трех поколений британцев стало привычным, что на полях битв вдали от родины умирают лишь немногие. И мало кто думал, что сломает, изменит это война с какими-то бурами.

С объявлением войны, 11 октября 1899 года, Лондонская биржа устроила шумную манифестацию. Начали с того, что громогласно объявили несостоятельным должником президента Крюгера и повесили над входной дверью его чучело. Потом затянули национальный гимн и ура-патриотическую «Вот солдаты королевы». Затем решили, что одна из фирм ведет себя недостаточно патриотично, и, когда появился ее представитель, его со свистом и улюлюканьем окружили и принялись бить. Ну а дальше уже пошла всеобщая потасовка.

Джон Голсуорси был современником этих событий и передает их дух удивительно верно — с того самого момента, как навстречу Сомсу Форсайту на Трафалгар-сквер несется орава газетчиков.