С его гибелью Родс потерял мощного союзника, крепкую опору. Друзьями они не были, нет. Родс мог, как и многие другие, посмеиваться над неотесанностью Барнато — тот не получил образования и за всю. Свою жизнь, может быть, не прочитал ни одной книги. Но после объединения их алмазных компаний тогда, в 1888-м, у Родса вряд ли могли быть претензии к Барнато. Бывший клоун не понимал честолюбивых замыслов Родса, недоумевал и даже подтрунивал над ним, как Родс — над его европейским акцентом, но не препятствовал компаньону пускаться в политические аферы и, в общем, подвергать какому-то риску престиж их совместного коммерческого дела (пусть потешится, если уж ему так хочется!).
И когда Родс оказался в беде — после набега Джемсона, Барнато сделал для него все, что мог.
Каково было Родсу терять такого союзника!
И не могло не напрашиваться сравнение. Они были однолетками, каждому по сорок четыре года.
Здоровье? У Барнато со времен его цирковых трюков осталась сноровка акробата. Да и потом он любил спорт, лишь за несколько лет до смерти перестал заниматься боксом. Его сердце, легкие — разве чета ему Родс!
И душевное состояние. У него, не в пример одинокому Родсу, была семья. Жена, дети. Тут, на корабле, отметил день рождения трехлетнего сына.
Барнато показывал команде подарок сыну — маленький велосипед.
Да и родню он любил — тоже не как Родс. Часть своих дел собирался передать племяннику.
Иссякла энергия? Тоже нет. Куча планов была. И хотя строил себе роскошный особняк в Лондоне, возле Гайд-парка, отнюдь не собирался уходить на покой.
Что же тогда? Скрытые болезни? Ну, да ведь один Бог знает, какие в ком гнездятся болезни.
Видно было одно: в самые последние годы Барнато стал куда более возбудимым, нервным. Стал пить. Его могучему организму нужно было не меньше бутылки, чтобы заглушить сознание, подавить что-то, постоянно мучившее его. Жаловался на галлюцинации.
Тяжело было Родсу перебирать все это в памяти. Ведь его самого галлюцинации мучили давно.
Всему миру казалось, что богатство пришло к Родсу и к Барнато, как к сказочному Аладдину. Но у них не было волшебной лампы. Они выбились в жестокой конкуренции с тысячами, десятками тысяч других. Подчинили все свое естество одной цели.
Говорят, Наполеон сказал, что в жизни за все надо платить. Да и не ему первому, конечно, открылась эта истина.
Барнато заплатил.
А Родс не мог без ужаса думать об этом…
Вы еще вспомните мои слова!
Но Родс был жив. А человек не может жить памятью о своих горестях да дурными предчувствиями. Человек живет надеждой. Тем более такой энергичный, как Родс.
И жизнь давала ему надежды. Изначальный инструмент влияния — деньги — это у него осталось. А разве этого мало?
В сущности, почти весь 1896 год Родс провел в Родезии. Лишь в самом конце года, в канун Рождества, прибыл в Капскую колонию, в Порт-Элизабет, а 27 декабря в Кейптаун. Отцы города дали в его честь торжественный обед на пятьсот персон. Родс произнес речь:
— Если мне разрешат поделиться тут своими мыслями, то я хочу сказать, что постоянно преуспевающий человек не знает по-настоящему ни себя, НИ своего характера. Надо пройти период бедствий. Тогда вы поймете, кто ваши подлинные друзья.
Уже эти слова говорят, что Родс не был окончательно растерян. А дальше речь звучала намного увереннее. Он заверял собравшихся, что, каковы бы ни были его прошлые ошибки, он и дальше не отступится от своих целей, и прежде всего от «объединения» Южной Африки. 28 декабря Родс был уже в Кимберли, и там встреча была еще восторженнее.
Он сразу окунулся в кипучую деятельность. Железнодорожное строительство — в 1897-м поезда начинают ходить от Кейптауна до Булавайо и еще дальше, до родезийского поселка Умтали. Печется о развитии сахарной промышленности в Натале и расширении производства фруктов на бурских фермах мыса Доброй Надежды.
Если все это не вернет ему бурских голосов на следующих выборах и не помирит с ним партию «Африканер бонд», он готов создать новую партию и в конечном счете в 1898 году создает ее под названием Прогрессивная партия.
Постепенно он возвращает себе если и не все, то многие из позиций, утраченных после набега Джемсона. И Марк Твен, проехав по всей Южной Африке в 1896-м, пишет о Родсе: «Весь южноафриканский мир — друзья и враги — трепещет от какого-то благоговейного страха перед ним. Одни видят в нем посланца божьего, другие — наместника дьявола, властелина людей, способного одним лишь дуновением осчастливить или погубить человека; многие на него молятся, многие его ненавидят, но люди здравомыслящие никогда его не проклинают, и даже самые легкомысленные делают это только шепотом».
Но это все в Южной Африке. А на родине, в метрополии, в центре империи? Конечно, респектабельной викторианской Англии требовалось время, чтобы простить неудачу даже такому баловню, как Родс. Но постепенно приходило и это.