На обратном пути (пока все трое вместе шли по улице), Роза и придворный проповедник просвещали Гордона относительно больших или меньших проступков полковника. Проповедник высказывался осторожно и сдержанно, но все-таки достаточно ясно. Гордон пришел к выводу, что сам он был значительно ближе к истине, чем полагал, когда в длинном послании к сестре с некоторым высокомерием назвал полковника игроком. Слыша подобные вещи, он сочувствовал Сесили, но вполне понятный эгоизм быстро одержал верх над первым искренним порывом сострадания. Сент-Арно не бывал дома, в конечном счете, это было главным, решающим обстоятельством. И ни его косые взгляды, ни насмешливые замечания не могли помешать счастью их встреч.
Да, эти сентябрьские дни были наполнены самыми веселыми мелочами. Почти каждое утро от Гордона к Сесили летели записочки в стихах и прозе, то с приветствиями, то с комплиментами, и ощущение счастья, понятным образом, все усиливалось. Сент-Арно, со своей стороны, привык находить эти
Глава двадцатая
Так прошел месяц. В один из сентябрьских дней Гордон получил карточку следующего содержания: «Полковник фон Сент-Арно с супругой имеют честь пригласить господина фон Лесли-Гордона на обед. 4-го октября, в пять часов пополудни. В сюртуках. Просьба ответить».
Гордон принял приглашение. Ему предоставлялся случай ближе познакомиться с окружением Сент-Арно, которое весьма его интересовало. До сих пор, кроме придворного проповедника, там не встречалось ничего выдающегося. Дом посещали довольно странные люди с известными именами и солидным общественным положением, но отнюдь не отличавшиеся умом и еще меньше – личным обаянием. Почти все они были фрондеры, сторонники оппозиции
И вот наступило 4 октября.
Гордон, хотя и явился вовремя, застал в доме уже всех приглашенных, среди которых, к сожалению, отсутствовал придворный проповедник. Гордон приветствовал Сесиль и обменялся с ней парой слов, после чего она представила его гостям, в большинстве своем ему еще незнакомых. Первым по чину был генерал фон Россов, слегка кособокий господин, с тонкими усиками и еще более тонкой эспаньолкой, загорелым лицом и красными выступающими скулами. За ним следовали: полковник фон Крачиньски из военного министерства, польского происхождения и католического вероисповедания; тайный советник Хедемайер, худой, остроносый и напыщенный субъект; санитарный советник Вандельштерн, фанатичный противник Швенингера[133]
. И баронесса фон Снаттерлёв. Гордон раскланивался на все стороны, пока не заметил Розу, с которой немедленно заговорил.– Надеюсь, за столом мы окажемся соседями.
– Дай-то Бог.
Потом он снова подошел к Сесиль, чтобы, по возможности, держать ответ за некоторые неясности во вчерашней записочке, в которых она его упрекнула.
– У меня скверная привычка, – заключил он, – говорить намеками и ссылаться на вещи, если и известные одному из десяти собеседников, то и ему непонятные.
Она рассмеялась.
– Как это у вас ловко получается. Обходите истинную причину и выступаете собственным обвинителем. Вы же лучше всех знаете, что я ничего не знаю. А чтобы учиться, для этого я слишком стара. Стара, не правда ли?
В этот момент двустворчатая дверь отворилась, и Гордон замолчал, потому что увидел, что генерал фон Россов направляется к Сесиль, чтобы предложить ей руку. Крачински, Хедемайер, Вандельштерн и кто-то еще следовали за ним. Без дам.
Карточки за столом были разложены так, что Гордону досталось место между баронессой и Розой.
– Спасена, – шепнула Роза.
– Осужден, – ответил он, искоса взглянув на баронессу, даму под пятьдесят, с пышной грудью, кудряшками и орлиным носом.
Баронессу настолько раздражало перешептывание между Гордоном и Розой, что она демонстративно отвернулась от Гордона к своему соседу с другой стороны. Она называла это «взять реванш».
Но надолго ее не хватило, и еще прежде, чем подали токайское, она со свойственной ей энергией бросилась в атаку.