– Почему бы тебе не пойти домой? Нам надо поговорить с детьми и остальными сотрудниками, прежде чем составлять отчет. В любом случае, у нас есть на это четырнадцать дней.
– Иди, Лин. Ты совсем замученная. Я закончу уборку и запру здесь.
Мне часто доводится уходить последней.
– Нет. Это сделаю я, – твердо говорит Лин.
Мне хочется спросить, по-прежнему ли она мне доверяет, но я слишком страшусь услышать ответ. Я забираю сумку и пальто и выскальзываю на улицу. На маленькой лужайке перед домом дёрн раскурочен, видны отпечатавшиеся следы шин «Скорой помощи». Со временем трава вырастет снова, не оставив видимых признаков сегодняшнего происшествия. «Можно ли то же самое сказать об Эмили?» – спрашиваю я себя. Мои шрамы больше не видны, но я все равно их ношу.
Домой я еду на автопилоте и, оказавшись возле нашего коттеджа, даже не помню, как сюда добралась. Руки дрожат, и я лишь с третьей попытки попадаю ключом в замок. Бросаю сумку на пол, туфли – на коврик, шлепаю на кухню и наливаю себе большой бокал шардоне. Я стою перед окном у раковины, держа руку на бутылке и потягивая вино, и смотрю на птиц в кормушке. Я им завидую. В любой момент могут улететь и начать все заново в каком-нибудь новом месте. Как я буду смотреть в глаза Лин? Я подвела Эмили. Подвела себя.
Я опустошаю бокал и наливаю второй. Мой мобильник звонит снова и снова, на экране незнакомый номер. Я его игнорирую. Надоело слушать молчание в трубке. Хлопает входная дверь, и когда Дэн входит в гостиную, слезы начинают лить из меня потоком.
– Грейс. Что случилось?
Я не могу найти слов. Ошеломленный, он ведет меня в гостиную, усаживает на диван и опускается передо мной на колени.
– Грейс? – Лицо его бледно.
– Это на работе.
Он облегченно выдыхает.
– И все?
– Все? – Я вытираю лицо рукавом.
– Я не это хотел сказать. Просто рад, что это не что-то более серьезное, что с твоими дедушкой и бабушкой все в порядке. Что произошло?
На меня падает тень – это надо мной наклоняется Анна. Я не слышала, как она вошла.
– Грейс. – Она садится рядом со мной и обнимает меня за плечи. Мои мышцы так напряжены, что ее прикосновение болезненно. И я стряхиваю руку Анны.
Подробно рассказываю о событиях ужасного дня.
– Это не твоя вина. – Дэн сжимает мое колено.
– Ну, в какой-то степени ее, – говорит Анна. – Я знаю, ты бы никогда не навредила никому нарочно, но если бы ты была на улице и присматривала за ними…
– Анна, – резко обрывает ее Дэн. – Несчастные случаи бывают. Иногда в них никто не виноват.
– Она права. Мне следовало быть на улице. – Я вытираю глаза.
– Даже если бы ты была на улице, Эмили все равно вскарабкалась бы на качели и, вероятно, все равно бы упала.
– Может быть.
– Почти обязательно.
– Я не знаю, как завтра буду смотреть всем в глаза.
– С высоко поднятой головой. Честное слово, Грейс, тебе нечего стыдиться.
– Об этом будет судить «Офстед». – Я рву на кусочки мокрый носовой платок и смотрю, как клочки падают на пол. Конфетти в отсутствие праздника.
– Тебя отстранят от работы? – спрашивает Анна.
– Если нас не признают виновными, дело не будут обнародовать, слава богу. Я себе не прощу, если подорву Лин бизнес.
– Но родителям сообщат?
– Дети, вероятно, уже рассказали им, что приезжала «Скорая помощь», так что если они спросят, то мы скажем, что произошел несчастный случай, а если не спросят, то не уверена. Это Лин решать. Надеюсь, они не узнают. Они мне доверяют.
– И по-прежнему будут доверять, – говорит Дэн. – Ты прекрасно обращаешься с детьми. Они тебя обожают.
– Спасибо. – Я наклоняюсь вперед, наши лбы соприкасаются. – Я люблю тебя, Дэн.
– Я тоже тебя люблю. Почему бы тебе не принять ванну? Я соберу ужин.
– Ты?
– Да, я. Я вполне способен, ты же знаешь, я делал это раньше. Треска с жареной картошкой на троих?
Будильник возвещает новый день, вырывая меня из тревожного сна. Я открываю опухшие глаза. Во рту сухо и кисло, я сожалею о вчерашнем жирном ужине из рыбы с картошкой и вине. Бреду в ванную и беру зубную щетку. Когда чищу задние зубы, то чувствую позывы к рвоте. С трудом смотрю на свое отражение в зеркале: глаза красные, лицо болезненно-бледное. Какой-то момент раздумываю, не сказаться ли больной, но вместо этого принимаю душ, одеваюсь и целую Дэна на прощание. Дверь в комнату Анны закрыта, и я рада, что она еще не встала. Меня больно задела ее вчерашняя реакция, пусть даже она озвучила то, что я сама думала, пускай даже я и впрямь виновата.
Спустившись вниз, я раздвигаю занавески в гостиной, вздрагивая от льющегося в окно яркого света. Миттенс спит, свернувшись клубочком на диване, среди упаковок от рыбы с картошкой. Две пустые винные бутылки стоят на полу. Неужели я одна их выпила? Пустые бутылки от пива Дэна лежат на боку. Наш бак для утилизации стекла будет снова переполнен. Надеюсь, мусорщики не оценивают нас так, как я порой себя оцениваю.