Сестра

Не задержалась и Никольская, ей хотелось сбежать от всех. Сев за руль, женщина долго решала куда уехать, чтобы никого не видеть и не слышать. Наконец, она решительно нажала на газ и выехала с парковки.

– Гадко! Мерзко! Отвратительно! Все мерзко! – вслух повторяла Элеонора, загоняя машину во двор своего дома.

Она не сразу вышла из нее и сидела, тупо уставившись в лобовое стекло, пока к ней не подошел Славик – ее завхоз, дворник и охранник этих загородных владений.

– Здравствуйте, Элеонора Вячеславовна, – сказал он, улыбаясь.

Никольская не ответила на его приветствие.

– Поставь машину в гараж, – произнесла она и, взяв сумочку с заднего сидения, пошла в дом.

Не обращая внимания на суету домработницы Елены Андреевны, которая, похоже, не ждала приезда хозяйки, Элеонора прошла мимо и поднялась на второй этаж. Она зашла в комнату сына и присела на краешек кровати. Сам Максим спал на ней редко, да и вообще в этом доме почти не жил. Не потому, что мать запретила ему, а потому, что его вполне устраивала купленная ею «двушка». Туда он мог приводить своих друзей, мог делать все, что хочет, не оглядываясь на материнский контроль. Мыслей о совместном проживании не было и у Никольской. Но, несмотря на это, комната, в которой она сейчас сидела, считалась комнатой сына.

Почему ее потянуло сюда? Почему так мерзко на душе? Почему эта нелепая смерть девушки по имени Лена вдруг натолкнула на воспоминания? Женщина не задавала себе таких вопросов. Она прислонилась спиной к подушке и, глядя в сторону окна, мысленно возвращалась к событиям, которые, казалось, были давно забыты.

Мать Эли Никольской, как говорили в то время, «принесла в подоле» своим родителям внучку, которую те не захотели признать.

– Сумела нагулять, сумей воспитать, – сказал ей отец. – Только без нас. Нам достаточно того позора, которым ты заклеймила нашу фамилию.

Родители оставили Татьяне квартиру и уехали из Екатеринбурга, – тогда еще Свердловска. «Сбежали от позора», – так потом скажет Элеоноре соседка и бывшая подруга матери. О существовании дедушки и бабушки девочка узнает спустя годы. Как сложилась их судьба, Татьяна не интересовалась. Раз в два месяца она получала денежный перевод на приличную, по тем временам, сумму – двести рублей. Наверное, это была своеобразная попытка ее матери искупить вину перед брошенной дочерью. Простила ли Татьяна родителей? Скорее, нет. Она никогда не пыталась их найти, а когда переводы перестали приходить, она не задумалась: «Почему»? На вопросы подрастающей Эли есть ли у нее бабушка и дедушка, мать отвечала, что они давно умерли. Жизнь вдвоем вполне устраивала и дочь, и мать. Татьяна работала в университете, преподавала иностранные языки. Она брала репетиторство, занималась переводами, в общем, средств к нормальному безбедному существованию хватало. Девочка чувствовала себя абсолютно счастливым ребенком.

Но это счастливое детство Эли Никольской закончилось. Закончилось с приходом в их дом отчима. Арсений Дмитриевич появился в их жизни неожиданно. Точнее, неожиданно только для нее, Эли. Ей было чуть больше двенадцати лет, когда он переехал к ним в квартиру. И вроде бы, все было неплохо. Мужчина казался заботливым, добрым, много времени уделял девочке, помогал ей бороться с математикой, которая никак не хотела укладываться в ее головке. Поначалу Эля не обращала внимания на его поглаживания, беспричинные касания ее тела. Она запросто падала к нему на колени, если тот просил. Но однажды… однажды случилось то, чего нельзя было представить и в страшном сне.

Мать Эли положили в больницу, и она осталась вдвоем с отчимом. На третий день отсутствия Татьяны Арсений Дмитриевич напугал Элю тем, что неожиданно вошел в ванную, когда та стояла под душем. В тот момент девочка, приняв его извинения, не поняла, чего мужчина хочет от нее. Лишь наступившей ночью истинные желания и помыслы отчима дошли до ее, еще наивного, сознания. Тот забрался к ней в постель. Даже сейчас от воспоминаний того, что случилось дальше, Никольской становится мерзко до тошноты. Это сейчас она видит насколько был жалок этот подонок с дрожащими от похоти руками. А тогда… тогда ничего кроме страха, страха и отвращения не было. Девочка не кричала и не звала на помощь, она тихо плакала. Получив свое, Арсений Дмитриевич погладил Элю по голове и пошел к себе.

– Если ты хоть кому-то скажешь хоть одно слово, я убью тебя и твою мать. Ты поняла меня? – сказал он и закрыл за собой дверь.

Девочка не спала всю ночь, а наутро, сделав вид, что идет в школу, поехала к матери в больницу. Татьяна, услышав рассказ дочери, осмотрела ее всю с ног до головы. Не найдя на теле девочки явных следов насилия, она попросила ее подождать на улице. Через полчаса они вместе вошли в подъезд своего дома. Мать сходила к соседке, после чего отвела к ней Элю.

– Ты побудь сегодня у тети Кати. Я заберу тебя. Я сама за тобой приду, – сказала она и ушла.