шеи повытягивали! Если только не притворяются, так
никто не знает, что это за стихи... Ждут, что будет дальше.
Пожалуй, стоит пообещать ему жизнь. Может быть, я
услышу что-нибудь интересное!».
— Мы не прикажем отрубить тебе голову, поэт! —
произнес он вслух.— Твоя голова может нам еще приго¬
диться...
— Слава аллаху! — поблагодарил Абуль Атахия, до¬
вольный тем, что заручился высокой поддержкой, и пред¬
принял еще один ловкий ход, проговорив: — Я так давно
не читал стихов на меджлисе веселья. Эмир правоверных
милостив. Другие поэты успели получить много дирхемов...
— Мы наградим тебя, стихотворец!
— Мой повелитель щедр и великодушен! — восклик¬
нул Абуль Атахия, и придворные уже приготовились про¬
слушать и оценить касыду, как вдруг он снова обратился
к халифу: — У эмира правоверных сегодня очень много
гостей. А поэзия любит уединение. Может быть, будет
приказано ненадолго освободить зал?
— Это еще что? — возвысил голос Харун ар-Рашид.
Момент был выигрышный, и он не мог его упустить.—
У нас нет секретов от наших приближенных. Начинай,
мы ждем!
— Слушаю и повинуюсь! — запинаясь, произнес Абуль
Атахия.— Да простит эмир правоверных мою назойли¬
вость.
Он встал в позу и заговорил нараспев:
Пускай наместник бога на земле,
Что правит нами в славе и хвале...
— Молчать! — громовым голосом крикнул Харун ар-
Рашид. Поэт со страху присел на корточки, а на стене
колыхнулись шелковые шторы.
С этих строк начиналась подброшенная касыда! Ни¬
точка была найдена. Оставалось распутать клубок. Так
вот почему Абуль Атахия боялся!.. О песнях и танцах
нужно забыть. Довольно развлечений!
Он дважды хлопнул в ладоши, подзывая эмира медж¬
лиса веселья, и распорядился:
— Нам больше не хочется слушать стихи. Меджлис
веселья откладывается. В знак нашей благодарности вы¬
дай гостям подарки!
— Слушаю и повинуюсь!
Пока придворные гадали, почему халиф отменил
меджлис веселья, Харун ар-Рашид подозвал Масрура, ко¬
торый уже сообразил, что может понадобиться своему
господину, и приказал палачу после ухода гостей вернуть
Абуль Атахию.
Вскоре возле халифа никого не осталось. Ушли Ибра¬
гим аль-Мосули, Барсума. Слуга увел слепого Абу
Закара.
Воспользовавшись общей суматохой, пытался ускольз¬
нуть и обескураженный Абуль Атахия, но — о, ужас! —
дорогу ему преградил палач.
— Ага, бежать вздумал? — грозно шевеля усахми, спро¬
сил Масрур и, схватив поэта за шиворот, вернул его. —
Шагай назад, голубчик! Пошевеливайся!
Радуясь предстоящей казни, он крепко сжимал ру¬
коятку сабли; одно только слово, едва заметное и непо¬
нятное для посторонних движение губ халифа — и голова
смутьяна слетит с плеч.
В Парадном зале гарема, где еще недавно лилась му¬
зыка и звучали песни, стояла гробовая тишина.
Абуль Атахия бросился в ноги эмиру правоверных,
лихорадочно выдумывая предлог для оправдания. «О, ал¬
лах, — рассуждал он, — из-за чего на меня свалились та¬
кие беды? По заказу Зубейды я написал касыду. Чуть пе¬
ределал ее и, вставив строфы о бегстве аль-Аляви, продал
касыду вторично, на этот раз Фадлю. Казалось, все шло
так удачно... Где же я промахнулся? За чтение стихов
в присутствии халифа Фадль обещал кругленькую сумму...
Может, надо было отказаться?»
— Пощади, мой повелитель, пощади! — взмолился он,
обнимая ноги халифа, целуя их и не забывая в то же
время следить за Масруром.
— На кого ты похож, стихотворец? Мы же обещали,
что не отрубим тебе голову. Ты наш поэт, а мы уважаем
поэтов. Поднимись, не теряй своего достоинства! — про¬
говорил Харун ар-Рашид, брезгливо морщась, и, заметив,
что Абуль Атахия не сводит глаз с Масрура, приказал па¬
лачу удалиться.
Стихотворец взглядом проводил ферганца и встал с ко¬
лен только после того, как дверь за ним захлопнулась.
Глава XLVI
АБУЛЬ АТАХИЯ РАССКАЗЫВАЕТ
— Твоя жизнь в безопасности,— заверил Харун ар-
Рашид, облокачиваясь на подушку и жестом приглашая
поэта садиться.— Само собой разумеется, если ты скажешь
правду.^
— Клянусь пророком, я буду говорить только правду!
— Садись, я поклялся, что ты сядешь!
Абуль Атахия отер слезы и опустился на ковер.
— Эмир правоверных милостив, я это знаю,— прого¬
ворил он.— Но пощадит ли меня визирь? Как-никак я его
выдал. Конечно, из лучших побуждений...
— Визирь?! Ах, снова визирь...— возмутился Харун
ар-Рашид. — Пощадит ли он тебя? Ты что-то больно много
задаешь вопросов, поэт! Мы ясно сказали, что берем тебя
под свою защиту. При чем тут визирь?
— Увы! Одно дело — эмир правоверных, другое...—
вздохнул стихотворец и, наконец окончательно придя в
себя, изрек:
— Пусть галера моей жизни, рассекая воды Евфрата,
устремится по пути, начертанному халифом!
— Ты не на поэтическом турнире,— оборвал его Ха¬
рун ар-Рашид.— А ну, признавайся, кто сочинил касыду?
— Прошу п-прощения, совсем с-случайно, но я...— от
растерянности и страха Абуль Атахия слегка заикался.
— Так я и предполагал, что это твое сочинение, — делая
ударение на слове «твое», проговорил эмир правоверных.—
А почему ты вздумал прочесть касыду на меджлисе ве¬
селья?