Сестра Харуна-ар-Рашида

Ибн аль-Хади и Фадль, хотя были поражены красотой наложницы, не подавали и виду, смотрели на нее с почтением, ибо знали — аль-Амин время от времени дарит свое внимание рабыне, которая постоянно прислуживает ему с опахалом. Покачиваясь на кончиках пальцев, наложница приблизилась, Фадль подвинулся, освобождая место, но рабыня опустилась на скамеечку у ног повелителя; опахало начало совершать плавные движения вверх и вниз. В левой руке у рабыни появился платочек, которым она готова была вытереть лоб своего господина, как только на нем покажутся капельки пота.

На террасу вышла стройная гречанка, одетая в рубашку цвета только что распустившейся алой розы. Шею ее украшало дорогое ожерелье и золотой крест. Волосы были заплетены в толстые косы, которые падали на спину, как гроздья созревшего винограда. На голове сияла диадема со стихами Абу Нуваса:

Что наделала ты, мой меткий стрелок?
Я утратил навеки сердце и разум,
Сам хожу не свой, а тебе невдомек,
Что ты разум пронзила стрелою разом.

Ты навылет мне ранила тело, зажгла

Мою душу, что, жаром любовным пылая,
Ноет, стонет, болит, не сгорая дотла,
И нигде оттого я покоя не знаю.

На поясе у гречанки висело опахало, на котором были выгравированы такие стихи:

Если хочешь, чтоб страсти гроза
Не нахлынула, душу губя,
Не гляди ты в мои глаза,
А не то пеняй на себя.

Аль-Амин подал знак гречанке, и та с готовностью встала за спиной Ибн аль-Хади, подняла опахало, и вот уже благодатная прохлада стала овевать разгоряченное лицо именитого гостя.

На террасу величаво выплыла третья рабыня. На голове у нее не было традиционного покрывала; волосы аккуратно причесаны на пробор, — одна из причесок, предложенных Сукейной, дочерью Хусейна, которая, выставляя напоказ красоту своих необычайно пышных волос, впервые стала появляться в обществе без головного убора. На лбу рабыни румянами сделана надпись:

Луна-подросток в золоте венца,
Как хороша ты, выйдя из дворца!
Зачем гадать и волноваться зря,
Длинна ли ночь или близка заря.
И как теперь узнать об этом мне,
Когда душа сгорает на огне?

По белому бархату одежды шла узорчатая кайма из стихов. На левом боку было вышито:

Письмо послал душе мой взор
И запечатал его страстью,
Я болен сладостной напастью,
В ней пыл любви и мой позор.
На правом боку находилось продолжение:
Какое сердцу испытанье
Послал случайно беглый взгляд!
Какие муки и терзанья
Разлил в крови любовный яд!

Фадль понял, что рабыня предназначена ему. И точно: знак аль-Амина — и девушка подошла к фавориту престолонаследника, опустилась пред ним на одно колено, взмахнула опахалом.

Глава XXVI АБУ НУВАС

Из боковой двери показались рабы, несшие сосуды с вином. Они в цветных кафтанах: первый — в голубом, второй — в зеленом, третий — в желтом, дальше виднелся сиреневый кафтан, красный, фиолетовый… Цветовая гамма подобрана так, что напоминает радугу после дождя. На подготовку выхода виночерпиев эмир увеселений истратил больше времени, чем отняла постановка женских танцев. Рабы молоды, красивы и свежи, привезены издалека, по понимают по-арабски, в Багдаде подавно, и все евнухи. В их нетронутом и теперь уже вечном целомудрии заключена особая прелесть.

Кафтаны их расшиты стихами — на ловом плече начало стиха, на правом окончание:

Луна на ветке. Погляди,
Цветок ее лучист и матов,
Полна пьянящих ароматов
Нагая белизна груди.

А кожа девичьих ланит

Белее лунного сиянья,
Когда в ночном благоуханье
Луна на дереве горит.

В руках хрустальные, золотые, серебряные кубки, гармонирующие с цветом кафтана; на них надписи, прославляющие вино и любовь.

На одном выгравировано:

Пей с любимой, юный друг,
С самой резвой из подруг,
И целуй ее одну,
Со слюной смешав слюну.
Перевязь ей распусти,
Милых губ не отпусти!

На другом: