Сестра Харуна-ар-Рашида

Неожиданно он повернул к клеткам, где содержались львы. В часы душевных невзгод он иногда заставлял слуг дразнить молодого, недавно пойманного самца. Бессильная, но не стихающая ярость животного успокаивала халифу нервы. Едва он подошел к клетке, стоявшей у крепостной стены, как двое рабов принесли заколотого и наскоро освежеванного барана. Не успевшая остыть, разрубленная на части туша под свирепый рев голодного, мечущегося за решеткой льва была положена перед клеткой.

— Дай ему попробовать! — крикнул Харун ар-Рашид сторожу.

Тот, хотя и не расслышал — расслышать было почти невозможно, — понял смысл слов и швырнул за решетку баранью ногу. Несколько секунд раздавался треск костей, урчание, и вскоре баранья нога уже исчезла в клыкастой пасти. Лев проглотил ее целиком, за один раз и взревел громче прежнего. Сторож теперь не давал ему мяса, размахивал окровавленными кусками, подносил их к железным прутьям, отдергивал. На траву падали капли крови. Луком изогнув хвост, хищник припадал к земле, бросался на решетку, царапал когтями, тщетно пытался просунуть морду и перегрызть прутья.

«Не похож ли я на этого льва, а Джаафар на слугу, который его дразнит? — подумал Харун ар-Рашид. — Вот моя сила и мое бессилие! Разорвал бы недруга, да аллах не дает. Но нет, тем-то и различаются между собой повелитель людей и повелитель животных, что зверь неспособен скрывать свои чувства; он рычит, беснуется, а человек молча перебарывает их и терпеливо подготавливает час расплаты. Сегодня мне нужно, собрав силы, сдержать себя, глубоко запрятать свои замыслы. Только это принесет мне успех!»

Халиф подавил нараставшее желание ударить сторожа и приказал накормить льва. Успокаиваясь, он смотрел, как лев пожирает барана, и думал, что сила человека заключена в его уме. Халиф должен быть львом, но львом хитрым.

Завидя возвращавшегося в замок повелителя — драгоценные камни на его тюрбане поблескивали при свете молодого месяца, — слуги и рабы, наслушавшиеся львиного рыка, юркали в боковые аллеи.

От ворот, что находились у внутренней крепостной стены, донеслись ржание коней, бряцание сбруй, окрики, шум. Это со свитой прибыл Джаафар ибн Яхья.

Харун ар-Рашид свернул к замку. В Парадном зале гарема горели свечи, дымились благовония, переливалось золото подсвечников и чаш с амброй и сухими листьями тимьяна.

Спустя минуту после прихода халифа явился эмир приема посетителей.

— Говори!

— Прибыл Джаафар ибн Яхья аль-Бармеки.

Глава XLVIII ПРИТВОРСТВО

Первое, что ощутил, зайдя в Парадный зал гарема, Джаафар ибн Яхья, был терпкий запах мирры. Глаза ослепил яркий свет, исходивший от пламени сотен свечей.

Визирь не был удивлен этим приглашением. Он ждал его с той поры, как тайна существования Хасана и Хусейна была раскрыта. Рано или поздно приглашение должно было последовать. И вот час настал… Расспросить Масрура, выведать мелочи, зацепиться за них не удалось: палач молчал, видимо, предупрежденный. А ехать, хочешь не хочешь, было необходимо. Визирь взял преданных, обученных телохранителей — в случае чего постоят за хозяина… Дворцовая стража пропустила свиту за четвертые крепостные ворота. Хороший признак! Но не попытка ли это усыпить подозрения, захватить врасплох? Это так похоже на блистательного эмира правоверных!

Привыкнув к свету — не специально ли подстроен резкий переход к нему от темноты? — он увидел возлежавшего на тахте халифа и приветливо заулыбался.

Харун ар-Рашид встал, шагнул навстречу визирю.

— Как я рад, мой друг! Но почему ты в наряде воина? Я пригласил тебя на ужин, а не на военный парад.

Он увлек визиря за собой на тахту. Когда они уселись на ней, разговор пошел о халифате.

— Столько забот, мой друг! — жаловался Харун ар-Рашид. — Устал я от них. Ты что-то реже стал заглядывать в замок Вечности. Приходится мне одному вести все дела. Ай, как нехорошо! — пожурил он гостя и рассказал об индийских послах, о предложении установить прочный союз двух государств, упомянул о легендарной сабле и свирепых псах.

— Да будет замок Вечности бессменным символом величия и могущества халифата! — торжественно произнес Джаафар ибн Яхья. — Желаю тебе, чтобы чужеземные послы всегда искали союза с арабами!

Беседа перемежалась частыми уверениями в дружеских чувствах. Собеседники знали, что на самом деле меж ними дружбы, так же как искренности, давно уже нет, что остались лишь желчь и обман, и все же оба лицемерили, льстили и делали вид, будто доверяют друг другу.

Рабы принесли уставленный блюдами и кувшинами стол, расположились полукругом, готовые исполнить любое желание господ. Харун ар-Рашид лично подавал визирю, дважды предлагал каждое кушанье, выбирал лучшие куски[34]. Джаафар ибн Яхья, показывая свою воспитанность, пробовал только после второго предложения.

Говорил больше халиф.