– Милый мой, родной, все образуется, все будет хорошо. Твоя мама пришла сюда ради тебя, и я прощаю тебя, сынок. – Мария судорожно вцепилась в пальцы мальчика. Они были влажными и горячими, несмотря на зверский холод, царивший в каземате. – Как тут вас кормят? Где ты спишь? Тут же и места нет для всех… Наверное, есть еще какое-то помещение и…
Мария умолкла, увидев, как сын отрицательно покачал головой.
– Сплю там, где придется найти уголок. А кормят нас раз в день и
Внезапно грудь его содрогнулась от сильного приступа кашля.
– Я принесу настойки от кашля, которую приготовит для тебя Микаэла. Ах, мой дорогой Филипе… Я…
– Пожалуйста, мамочка, только не плачь, ладно? Я ведь сам впутался во все это. Но скоро я уже буду дома, обещаю.
– Что тебе тут нужно, братишка? – снова подал голос Эдуардо, видя всю степень отчаяния матери.
– Да тут есть свой черный рынок, на котором можно купить все. Самые сильные сокамерники, впрочем, сразу же отбирают все у остальных, более слабых, – признался Филипе. – Если можешь, принеси в следующий раз хлеба и немного сыра… И что-нибудь из теплой одежды, – добавил он, весь сотрясаясь от озноба.
– Хорошо, принесу, – пообещал Эдуардо, и в это время охранник объявил, что время их свидания истекло. – Держись, брат, а мы навестим тебя на следующей неделе. Господь с тобою, – добавил он шепотом, уводя прочь безутешную мать.
Потянулись дни ожидания. Мария совершала свои невеселые паломничества в тюрьму, часто одна, без Эдуардо, всякий раз, когда разрешались свидания с заключенными. И каждый раз она видела, как буквально на глазах слабел ее Филипе.
– Здесь по ночам очень холодно, – жаловался сын. – А то одеяло, которое ты мне принесла, его тут же у меня отобрали. У меня и сил-то не было, чтобы побороться с обидчиком…
– Филипе, сынок, осталось всего лишь две недели, потерпи как-нибудь, ладно? А потом тебя выпустят отсюда, и ты начнешь новую жизнь.
–
– Вот тебе настойка от кашля, Филипе. А вот это съешь прямо сейчас, пока никто не видит.
Она сунула ему в руку небольшую буханку хлеба. Мальчишка с жадностью откусил почти половину, а оставшийся кусок спрятал за пазуху.
Всякий раз самым тяжелым для Марии была минута расставания, когда нужно было уходить. Весь обратный путь домой она шла, заливаясь слезами. Как ей хотелось в такие моменты поговорить с мужем, посоветоваться с ним. Обременять старших сыновей своими страхами и печалями она не решалась.
– Я справлюсь со всем сама. Справлюсь ради Филипе, – уговаривала она себя, переступая порог своей пещеры, где сейчас всегда было так непривычно тихо. Мария до сих пор так и не осмелилась сказать Филипе, что его отец и младшая сестра уехали из дома, подались в Барселону.
–
Мария подняла голову и увидела Рамона, стоявшего у входа в пещеру.
– Не помешаю?
– Нет. – Мария слегка пожала плечами. – Никого же… нет. Проходи.
– Я тут принес тебе кое-что. – Он протянул ей корзину.
– Снова апельсины? – Мария едва заметно усмехнулась.
– Нет. На сей раз это пирожные. Моя мать угостила нас, а мы не смогли столько всего съесть.
Мария прекрасно знала, что кексы «Магдалина», которые лежали сейчас в корзинке, – это такая вкуснотища, что их можно есть и есть до тех пор, пока не останется ни крошки. А потому щедрый жест Рамона тронул ее вдвойне.
– Спасибо, – коротко поблагодарила она.
– Как там Филипе?
– Он… он сражается, – ответила Мария и не удержалась от соблазна: взяла один кекс и тут же впилась в него зубами. «Может, – подумала она, – ноги перестанут дрожать, если съем сладкого».
– Уверен, он справится. Что ж, я пошел, но, если тебе нужна какая-то помощь, не стесняйся, только скажи.
– Спасибо. Обязательно обращусь, если будет надо, – поблагодарила соседа Мария.
Рамон молча попрощался с ней кивком головы и вышел на улицу.
Весь июль выдался жарким и засушливым. Не было дня, чтобы Мария не останавливала кого-нибудь из знакомых цыган, вернувшихся из Барселоны, либо у себя в деревне, либо когда она сама выбиралась в город, интересуясь лишь одним: не видели ли эти люди Хозе. Но никто не мог сообщить никаких новостей о ее муже. Она даже решила посоветоваться с Микаэлой, когда пошла к ней, чтобы забрать готовое снадобье для Филипе.
– Скоро ты увидишь их обоих, – лаконично ответила ей гадалка. – Гораздо скорее, чем ты думаешь.
Пришлось запастись терпением. Радовало лишь то, что каждый прожитый день приближал срок освобождения Филипе и его возвращение домой.
И наконец этот долгожданный день наступил. Мария, трепеща от нетерпения и радостного возбуждения, стоя в толпе других матерей, терпеливо ждала появления своего Филипе за воротами тюрьмы. И вот отворились ворота, и оттуда проследовала разношерстная вереница взлохмаченных и грязных мужчин, бывших арестантов.