Сестра луны

– Мамочка, у него кожа стала синей, – испуганно прошептал Карлос, глядя на брата. Потом посмотрел на мать, словно ища у нее слова поддержки. Но у Марии таких слов не было.

– Может, я сбегаю к дедушке с бабушкой и приведу их к нам? – предложил Эдуардо. – Они хоть знают, что делать. – Эдуардо принялся возбужденно расхаживать по кухне, бросая испуганные взгляды на брата, лежавшего на полу и отчаянно хватавшего ртом воздух.

– Как жаль, что сейчас с нами нет папы, – с горечью в голосе пробормотал Карлос.

Мария выставила старших сыновей на улицу, а сама снова склонилась над Филипе.

– Мама здесь, рядом с тобой, мое солнышко, – прошептала она, смачивая его лоб. Через какое-то время она снова позвала мальчишек в дом, велела им принести из хлева несколько мешков с соломой, чтобы приподнять брата повыше и облегчить ему дыхание.

Но ночью дыхание Филипе стало еще более затрудненным. Судя по всему, у него уже не было сил даже на то, чтобы откашляться и хотя бы на короткое мгновение очистить свои легкие. Мария поднялась с пола и вышла во двор. Старшие сыновья нервно курили, сидя на ступеньках крыльца.

– Эдуардо, Карлос! Бегите к дедушке и бабушке. Скажите им, чтобы пришли немедленно.

Они без слов поняли все то, что не договорила мать. Глаза их мгновенно наполнились слезами.

– Да, мама.

Она дала им керосиновую лампу, чтобы хоть как-то освещать себе дорогу в кромешной темноте и не споткнуться. Выпроводив сыновей, Мария снова вернулась к своему Филипе.

Внезапно он открыл глаза и уставился на нее.

– Мамочка, я боюсь, – прошептал он едва слышно.

– Я с тобой, мой милый. Ничего не бойся, Филипе. Твоя мама рядом с тобой.

Слабая улыбка тронула его губы.

– Я люблю тебя, мамочка, – произнес он через силу и через пару мгновений снова закрыл глаза. На сей раз навсегда.

* * *

Всех, отправляющихся в Барселону, попросили сообщить печальную новость Хозе и незамедлительно привезти его вместе с Лусией домой. Мария и вся ее семья погрузились в траур. Тело Филипе положили в хлеву, животных оттуда перевели на время в другое место, чтобы все родственники и односельчане могли зайти и проститься с усопшим. Все вокруг было украшено белыми лилиями и пурпурными цветами граната, их сильный аромат вкупе с горящими свечами, установленными рядом с телом, добавляли духоты в и без того плохо проветриваемом помещении. Мария провела три дня и три ночи возле тела сына, часто в компании с другими женщинами, которые помогали ей отгонять от Филипе злых духов. Микаэла совершила все положенные в таких случаях требы, прочитала традиционные заклинания для того, чтобы защитить душу мальчика и чтобы она могла беспрепятственно воспарить на небеса. Снова и снова Мария просила прощения у сына за то, что не смогла уберечь и спасти его. Никто из тех, кто приходил попрощаться с Филипе, не прикасался к его телу: все боялись нечаянно столкнуться со злыми духами.

Чаще всего рядом с ней находился Карлос, он беспрестанно рыдал, оплакивая усопшего брата. Мария понимала, что больше всего на свете Карлос сейчас боится одного: что душа Филипе вернется и начнет беспощадно преследовать его, и так будет продолжаться до конца дней. Он уже дважды совершил паломничество в Аббатство Сакромонте, расположенное на вершине горы, чтобы помолиться там о душе своего брата. Впрочем, вполне возможно, эти отлучки стали для него удобным предлогом, чтобы не сидеть часами в смрадной духоте пещеры, хотя Мария продолжала верить в чистоту помыслов сына, сподвигших его на эти восхождения.

Жизнь в семье замерла. Согласно цыганским традициям, никто из членов семьи усопшего не должен был есть, пить, мыться или работать до тех пор, пока тело не упокоено в земле.

На третий день своего бдения Мария почувствовала, что еще немного, и она лишится чувств от жажды, голода, от пережитого потрясения и от сладковатого запаха разлагающийся плоти, который уже стойко витал в воздухе. Паола подошла к дочери, села рядом с ней и протянула ей кружку с водой.

– Выпей, mija, – приказала она ей тоном, не терпящим возражений. – Иначе нам придется следом хоронить и тебя.

– Мама, но ты же знаешь, я не могу пока пить. Это запрещено.

– Уверена, наш дорогой Филипе простит свою мать за пару глотков воды, пока она сидит у его тела. Пей же, говорю тебе.

Мария послушно выпила предложенную ей воду.

– Что слышно из Барселоны? – поинтересовалась у нее Паола.

– Пока ничего.

– Тогда я прошу тебя упокоить тело Филипе, не дожидаясь Хозе. Помимо всего прочего, здесь уже смердит невыносимо… – Паола брезгливо сморщила нос. – Скоро сюда налетят полчища мух и разнесут заразу по всей деревне.

– Мама, прошу тебя, не надо! Тише! – Мария испуганно приложила палец к губам. А вдруг ее ненаглядный мальчик услышит сейчас, как обсуждают его бренные останки, словно это не человеческая плоть, а кусок гниющего мяса? – Я не могу похоронить сына без его отца. Хозе никогда не простит мне этого.

– А я говорю тебе, дочь, что это ты не должна прощать его за то, что он уехал, бросив сына гнить за решеткой. Мария, завтра ты должна упокоить Филипе с миром. И на этом точка.