–
Несмотря на то что она привела с собой мула Паку, возвращение домой оказалось долгим и утомительным. Филипе истошно кашлял всю дорогу, пока мул неторопливо вышагивал по булыжным улочкам Сакромонте, поднимаясь все выше и выше в гору. Мальчик с трудом держался на спине мула, и Марии приходилось все время подстраховывать сына, чтобы он не свалился на землю.
Наконец они приехали. Первым делом Мария тут же сорвала с сына все его лохмотья и осторожно вымыла в корыте, соскребая грязь с его тощего тела горячей влажной тряпкой. Потом она укутала Филипе в одеяла и уложила в постель. А его изъеденную вшами одежду вынесла во двор, чтобы потом сжечь на костре.
Все то время, пока она суетилась вокруг, мальчик лежал молча, изредка роняя слово-другое. Глаза его были закрыты, грудь тяжело вздымалась от неровного, прерывистого дыхания.
– Может, что-нибудь скушаешь? – спросила у него Мария.
– Нет, мама, ничего не хочу. Мне нужно немного поспать.
Всю ночь напролет громкий, надрывный кашель Филипе гулким эхом разносился под сводами их пещеры. Утром, проснувшись, Мария обнаружила Эдуардо и Карлоса спящими на кухне.
– Перебрались сюда, – пояснил ей старший сын, когда Мария подала ему на завтрак лепешки, – потому что там спать было невозможно. Мама, Филипе очень болен. У него жар… и этот ужасный кашель… – Эдуардо сокрушенно покачал головой.
– Я уже иду к нему, помогу, чем смогу. А вы оба ступайте на работу в кузницу.
Мария поспешила в спаленку сыновей: Филипе весь горел в жару. Она тут же бросилась к шкафчику на кухне, в котором хранила свои лекарственные травы, приготовила смесь из ивовой коры, сухих листьев таволги и пиретрума, вскипятила настой и побежала назад в спальню. Приподняв голову сына, чайной ложечкой влила ему несколько капель жидкости, слегка раздвинув губы. И буквально через секунду его вырвало. Мария просидела у постели сына целый день, влажной тряпкой отирала его лицо и тело, чтобы немного сбить жар, каплями давала воду, но лихорадка не ослабевала: мальчишка горел огнем.
К вечеру Филипе стало совсем плохо, он начал задыхаться. Грудь бурно вздымалась и опадала, когда он с усилием пытался сделать вдох.
– Мария, Филипе заболел? Даже на улице слышно, как он кашляет, – услышала Мария голос из кухни. Выглянула из-за занавески и увидела Рамона. Он держал в руках два апельсина.
– Да, Рамон. Филипе очень болен.
– Может, ему чуток полегчает, когда съест вот это? – Он кивнул на апельсины.
–
– Не волнуйся, Мария. Я сам схожу к Микаэле и приведу ее к тебе.
С этими словами Рамон тут же вышел из кухни. Мария даже не успела ничего крикнуть ему вдогонку.
Микаэла пришла через полчаса, лицо у нее было очень озабоченным.
– Оставь нас одних, Мария, – приказала она. – В этом закутке воздуха хватает только на нас двоих.
Мария послушно вышла из спаленки сына. Кое-как собралась с силами и стала готовить суп из картофеля и моркови на ужин сыновьям.
Наконец на кухне появилась Микаэла. Лицо ее приобрело еще более печальное выражение.
– Что с ним, Микаэла? – бросилась к ней Мария.
– У Филипе болезнь легких. И болезнь эта серьезно запущена. Видно, месяц, проведенный в сырой камере, не прошел для него бесследно. Нужно немедленно перенести его сюда, на кухню. Здесь по крайней мере есть хоть немного свежего воздуха.
– Он поправится?
Микаэла не ответила.
– Вот, я оставляю для него немного маковой настойки. Дашь ему несколько капель. Хотя бы заснет на какое-то время. Если к утру ему не полегчает, то придется везти в город, в больницу для
– Никогда! Еще ни один цыган не вернулся из их больницы живым! А посмотри, что эти
– Тогда зажги свечку Деве Марии и молись ей. К сожалению, милая, я мало чем могу помочь твоему сыну. – Она взяла Марию за руки и прочувствованно сжала их. – Я тут бессильна, все происходит слишком быстро.
Когда Эдуардо и Карлос вернулись домой, они перенесли Филипе на кухню и уложили его на матрас. Мария содрогнулась от ужаса, увидев капли крови на его подушке – следы от надрывного кашля, сотрясающего все его естество. Она сняла чистую подушку со своей кровати и осторожно подложила ее под голову сына. Но тот даже не шелохнулся.