Сестра Морфея

— Какие бумаги? — заволновался Хаджа, — у меня кроме заявлений, вновь поступающих учеников, и спортивных протоколов ничего не может быть на столе.

— Вот одно из заявлений я и хочу вам зачитать.

— Извольте, прочтите, — недобро покосился он на Людмилу Ивановну.

— Это заявление из ПРИВАТБАНКА, в наш районный отдел судебных приставов. У вас там задолженность имеется по кредиту 658921 рублей. И в целях исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, просят наложить арест и обратить взыскание на имущество, принадлежащее должнику, Хадже А. А., а именно автомобиль ВОЛЬВО 2007 года.

Жидков прекратил читать и перевёл свой взор на директора.

— Продолжать дальше? — а то у меня здесь ещё интересней бумаги имеются.

Хаджа сидел, молча обдумывая ситуацию. Никак не думал он, что так резко обернётся всё против него. В душе он негодовал, не на себя, а на Людмилу Ивановну. Он понимал, что кроме неё никто его так неожиданно подставить не мог. На него вдруг нахлынуло чувство гнева, и он с кресла бросился на неё.

— Дура, — заорал он, замахнувшись на неё рукой, которая сжимала в руках авторучку.

Спокойно стоявший прапорщик успел перехватить его руку, заломил её и быстро щёлкнул браслетами.

— Отведите его в машину, — дал команду прапорщику Жидков, — а Людмила Ивановна сейчас заявление напишет, и мы оформим его на 15 суток. А потом дело передадим в ОБЭП, пускай они вместе с налоговиками проверят этот сомнительный клуб с романтическим названием и «чёрными конвертами».

Прапорщик загнул в дугу Хаджу, вывел из кабинета, и только эхом пронеслось по всему залу «Людка ничего не пиши»

В кабинете воцарилась тишина, будто кто — то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков.

— Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! — и вопросительно посмотрев на Людмилу Ивановну, спросил:

— Заявление писать будем?

Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:

— Лучше будет, если вы его у себя до утра в клетке подержите. Пускай не строит из себя интеллигента.

— Всё ясно! — встал Жидков со стула, — воля ваша! — и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:

— А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить Людмиле Ивановне большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Хаджи. Так и быть я его закрою до утра, — пообещал он.

— Не получится, — возразил Сергей Сергеевич, — он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Смородинным и тот его освободит.

— Без моего ведома его никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный родственник, вам бы Людмила Ивановна нужно написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.

— Пиши, — посмотрел Винт на Шабанову, — если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария.

Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление.

ПРОЩАЙ СИБИРЬ

В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что — то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на старшего тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что — то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе.

Платон в душе был премного благодарен ей, но на месте выражать слова благодарности постерегся. Для него она до сих пор была женщина — загадка, непредсказуема и не опознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка, и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что — то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Сергей Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась её дочь. Платону всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он хотел отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и считала что — то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.

— Всё, — сказала она, когда закончила писать. — Не надо мне его денег и любовницей не хочу быть при этом упыре. Он думал, водовоза нашёл. Дудки! И с домом он обломится. Хотя он уже фундамент там залил.

Платон не понимал, о чём она говорит и, оборвав её рассуждения, спросил:

— Вы о чём Людмила Ивановна?

Она вздрогнула от его голоса и, посмотрев на него, взяла лист в руки, бойко сказала:

— А вы послушайте!

Директору клуба «Сибирь»

От заместителя Л. И. Шабановой.

Заявление.