Закончив читать, она подняла глаза на Платона. Тот смотрел на неё и, прикрывая рот ладонью, тихо смеялся:
— Что я неправильно написала? — кокетливо повела она своими глазками.
Он встал со стула и подошёл к окну. Солнце перешло на запад и по глазам не било. Он вгляделся в большое стекло и увидал приближающий силуэт Фимы.
— Ну, вот и дочка показалась, — сказал он, — наверное, уборщицы позвонили ей за отца. А написала ты хоть и жестоко, но правильно. И это не заявление, а открытое письмо своему оппоненту. Мне понравилась твоя отповедь. Таких, худосочных типов с лисьим образом только так и лечить надо. Только твоё заявление, как — бы ты не хотела, имеет холостой смысл. Ты же официально в Сибири не оформлена. Подшивать его он нигде не будет, а скомкает и прямым ходом в урну бросит.
Людмила Ивановна перевела дыхание и улыбнулась:
— Ну и пусть, — зато он будет знать, что я о нём думаю.
На самом деле Сергей Сергеевич не одобрял её действий. Он понимал, что на фоне этого письма в семье Хаджи может разыграться очередная драма. На памяти Платона, он их практически все знал, так — как они проходили на его глазах. Он мог бы без особого труда, и отговорить Людмилу Ивановну от подобной опрометчивости. Но злость, накопленная за время работы в клубе на меркантильного директора, которую он сегодня выплеснул, подсказывала ему разумное решение. «Не мешать Шабановой».
Жена Хаджи, Лиза в бытность Сергея Сергеевича не раз приходила в спортивный зал, где работал Александр Андреевич, и заставала его в обществе незнакомых дам. Сегодня очередь устраивать скандал подошла к его дочери Фиме.
Она мелкозернистой породы с низким лбом, и такая же худая как папа с повадками лисы, не вошла, а ворвалась в кабинет и, бросив сумку на диван, презрительно посмотрела на Платона:
— Что тут произошло Сергей Сергеевич? Где папа?