Сестра Морфея

— Повезло ребятишкам, — сказала Роза Викторовна, когда увидала, их грамотную игру, — наконец — то стоящий тренер появился. А то просились на эту ставку разные массовики — затейники, но папа решительно был настроен. Брать только опытного тренера. А вот вашу знакомую я слышала, он не особо жалует. Это плохой сигнал!

— Мне этот сигнал сердце не жжёт, — сделал он попытку к улыбке, — она взрослый человек, пускай думает.

— Ты знаешь Сергей Сергеевич, что этот взрослый человек на сухомятку посадила детей детского дома. Она, что лыком подпоясана?

— Не понял, излагайте, пожалуйста, свои мысли ясней, — поразился он её сленгу.

— Куда уж ясней. Спортивный зал есть, а инвентаря и спортивной формы нет. Она нас ограбила.

— Как ограбила? — не показывая вида, что он знает о неблаговидных проступках Людмилы Ивановны.

— Просто! Из инвентарной комнаты всё ценное вынесла, оставила только громоздкие вещи, и дешёвку. Я примерно прикинула, на двести тысяч инвентаря вместе с форой вынесла. Только одних мячей и коньков на сто тысяч пропало. И всё это не для дворовых спортсменов, а для профессионалов. На такую сумму сгинула и спортивная форма.

У него от таких цифр глаза поползли на лоб.

— Так в полицию надо обращаться, — сказал он.

— Я в органы не верю и не хочу с ними сотрудничать ни в качестве подозреваемой, ни в качестве свидетельницы и даже потерпевшей. И если мы вызовем следователя, то придётся туго папе. Всё, что у меня хранилось в складе, на приходе в детском доме не стояло. Ему за это такую головомойку устроят, что мало не покажется. Да и мне влетит.

— Ну, тут уж вы сами решайте. Могу только вам сразу сказать, если она действительно очистила вас, то назад вы ничего не получите. Она не тот человек, чтобы расстаться с товаром, который ей даром достался. Для Людмилы Ивановны находка извне, это приравнивается к её дню рождения.

— О возврате речи не идёт. Я сейчас молю бога, чтобы она наш товар не засветила, где ненужно. Представляешь, кем я буду выглядеть в глазах папы. Я слышала, что у тебя с ней нормальные отношения, поговори с этой дамой по душам, чтобы она не попалась, когда будет продавать товар. А если хочет, то я ей посоветую оптовика, который у неё всё скопом заберёт и под пытками никогда не сдаст своего поставщика.

Он понял, что Роза Викторовна неспроста в первый день открыла возможности сбыта неучтённого товара, человеку, которого практически близко не знает.

«Выходит она и меня подозревает?», — подумал он.

Внутри неприятно что — то ёкнуло и, зловещий импульс отстучал в его мозги. «Ты покрываешь преступного элемента, а за это в уголовном кодексе существует статья».

…Зная о преступных деяниях Людмилы Ивановны, по сути дела он становился её соучастником. Но ни при каких обстоятельствах выдавать её не помышлял. Последняя мысль, посетившая Платона, в какой — то степени оправдывала её. «Подумаешь, вор у вора дубинку украл».

Он обдумывал просьбу этой грубоватой женщины, но конкретного ответа ей не дал.

— Для меня сей миссия, не совсем приятна. Но попробую, — пообещал он. — И, то я с ней буду разговаривать только в том случае, если у неё дома увижу какую — то спортивную новинку, которую она не спрятала.

— Уж, пожалуйста, — сказала на прощание она, — нам же здесь с тобой работать, а её Владимир Иванович любыми путями выдавит отсюда. Тут дело времени.

…После её ухода у него остался плохой осадок на душе. Все эти «дворцовые тайны» он терпеть не мог. На протяжении своей жизни он вдоволь наелся терпких плодов от омерзительных интриг. Хоть и выходил он из них достойно, но крови при этом испортил с излишком. Сейчас ему хотелось только спокойствия. Он думал, в детском доме его обретёт. Спокойствие здесь было, но относительное, где-то всё равно шушукались. И на его счастье он многого не знал, а вот Людмила Ивановна была в кругу событий, но не всегда делилась с ним своей информацией. Не от того, что она ему не верила, а просто она оберегала его от ненужных слухов. Которые рано или поздно могли отразиться на спортивной судьбе её дочери.

После ухода Розы Викторовны в бассейне появилась Людмила Ивановна. У неё было депрессивное состояние, и чтобы снять его она пришла к своему спасителю, Платону. Дети в это время собирались на ужин. Проходившим мимо неё мальчишкам она как бы, между прочим, кинула:

— Голубки, если вы в столовую пошли, принесите что — ни будь вкусненького? Там кстати сегодня сырники со сметаной, и жареная рыба.

Когда ребята ушли, он открыл окна, а она опёрлась о кафельную стенку, подняв глаза на потолок, будто отыскивая там что — то.

— Ты для меня как батюшка, как психотерапевт, — начала она, — поэтому должен выслушать и дать такой совет, чтобы ни одна тварь меня не пугала.

Он точно знал, о чём она поведёт разговор. Слушать её желания никого не было, но её версия для него была любопытна.

— Если ты на исповедь ко мне пришла, тогда знай, я грехи не отпускаю, — с нескрываемым равнодушием произнёс он, — не по чину мне святым делом заниматься. А вот развеять туман в твоей голове, попробую.