Сестра Морфея

— Я сама себе грехи отпущу. Роза претензии мне предъявила по своей каптёрке. У неё недостача там огромная. Хочет на меня повесить двести тысяч. Совсем в монастыре чокнулась. Набросилась на меня, чуть ли не с кулаками.

— Тебе — то откуда известно про монастырь? — изумился он, — я думала, об этом знает, только узкий круг.

— Не прикидывайся валенком, об этом даже дети знают. Она три месяца туда ходила лечиться за свой счёт, а сегодня пришла, чтобы оформить очередной отпуск. Змея она, а не женщина. Если я и взяла в её каптёрке, что — то, то не больше, чем на пятнадцать тысяч. Коньки пропали новые, зачем мне они нужны тем боле сорок второй, сорок третий размер? Чтобы зимой один раз сходить во дворец спорта. Я и на прокат там могу коньки взять, и не сорок третий, а свой дамский размер.

Послышался его тяжелый вздох. В нём не отражалось милосердия, а только тупая боль, навевающая тоску от безысходности положения.

— А я тебя предупреждал, что спишут всё на ключницу этой злосчастной каптёрки. А ей в последнее время была именно ты. Теперь суши сухари, вяжи тёплые носки и готовься к этапу на север. А Янку отдавай сюда на воспитание, так и быть я за ней присмотрю здесь.

Её глаза помутнели и она, приподнявшись на носки, вытянула руки вверх, будто хотела дотянуться до небес.

— Бог ты мой, — вскрикнула она, — и словно водяной ручеёк сползла по стене. Уткнув голову в колени и, несмотря на Платона, сказала:

— Пропади ты пропадом, — без зла сказала она, — ты же не прокурор, а психотерапевт. Зачем меня пугаешь? Лучше обнял бы, пока детей нет, и утешил по уму.

— Сейчас ребята тебя сырниками утешат, — сказал он ей, — перекусишь, тогда и поговорим серьёзно.

Он пошёл закрывать окна, в это время стали подтягиваться дети. Последний мальчик Витя Серёгин принёс ей большую тарелку с горкой наложенных сырников в сметане. Она почти вырвала тарелку из рук и скрылась в своей комнате. Когда он к ней зашёл, то больше половины уже не было.

— Оставь хоть Янке, она сейчас из школы придёт на тренировку. Наверное, голодная?

— Дома пиздеша тушёного поест, а здесь мне самой мало.

— Чего, Чего поест? — не понял он её.

— Ты что забыл, что я иностранный язык учу. Пиздёш в переводе с английского на русский, это гороховое блюдо. Я его отварила и натушила целую утятницу. А сырники я сама прикончу. Памятник же с моей массы тела будут отливать, а не с её, — стебля от баклажана.

Этим нелепым доводом она заставила его улыбнуться.

На этот раз он не прятал улыбку. Людмила Ивановна смотрела не на него, а в тарелку, откуда удивительно быстро исчезали сырники. Она обильно вымазывала их сметаной и целиком запихивала себе в рот.

— Понимаешь, меня сегодня из столовой с позором выгнали, — проглотив очередной сырник, сказала она. — Диетическая сестра такой скандал подняла, что я больше там не появлюсь. Кричала, что я сирот объедаю, и только воспитатели имеют право кушать в столовой. Будь она проклята, стерва толстожопая. У неё женя не меньше, чем у директрисы из Метеора. Вот скажи мне, где наша диетическая сестра такой зад отъела?

— Ну, я не знаю, наверное, природа одарила?

— Хренушки, а не природа. Сама харчи сиротские ворует, думаешь, я не вижу, как она урезает дневной рацион у детей. А вечером за ней муж на машине приезжает, у которой после её сумок, колёса асфальт проминают. Мне бы хоть раз взглянуть на калькуляцию. Я бы ей показала, кто сирот объедает.

Она засунула последний сырник в рот и, не дожевав его до конца, вытерла губы концом спортивной майки.

— Ну что теперь и покалякать можно. Пошли, покурим, у тебя сигареты есть?

Он ей дал сигарету, но курить не пошёл.

— Иди, покури одна, а мне нужно работать. А о схватке с Розой забудь. Я тебе авторитетно заявляю, ничего она тебе не сделает. Это ей нужно бояться, а не тебе. Делай вид, что ты ничего не знаешь и голову перед ней не опускай. Будешь прислушиваться моего совета, вскоре всё забудется. Только не наглей и включайся в работу. Запомни директор не добрый ангел, а грамотный руководитель, у него дисциплина на первом месте стоит.

— Ха, Ха, Ха, — заржала она от радости, — знаю я, что у него на первом месте стоит.

Она ушла курить, а он в это время подошёл к Вите Серёгину.

— Витя и сколько же ты сырников принёс Людмиле Ивановне?

— Пятнадцать штук и два стакана сметаны бухнули в тарелку, а рыбу мы сами съели.

«Невероятно, но чую, она поставила перед собой цель, повысить вес таким образом? Неужели непонятно что никто ей памятник золотой отливать не будет. Да о чём там говорить, ей и с глины никто его не вылепит. Разве, что на масленицу чучело пацаны сварганят и сожгут на стадионе. Хотя корму ей бы не помешало подкорректировать, но сырники вряд ли ей помогут в этом деле, — подумал он. — Тут пища должна быть калорийная и тяжелая»

КОМУ КРАХ, А КОМУ ТРИУМФ