Сестра Ноя

— «И если Иван Иванович, который имел глаза чрезвычайно зоркие, первый замечал лужу или какую-нибудь нечистоту посреди улицы, — Юрий указал на препятствие на нашем пути, — что бывает иногда в Миргороде, то всегда говорил Ивану Никифоровичу: «Берегитесь, не ступите сюда ногою, ибо здесь нехорошо».

Мы шли по грунтовой дороге от платформы через поселок. Справа тянулись длинные деревянные и кирпичные бараки, слева утопали в садах частные дома. То и дело нам под ноги бросались играющие дети и собаки; мужчины, увидев Юру, приветственно махали руками, а женщины внимательно разглядывали одежду на Маше и криво усмехались. Юра беззаботно цитировал Гоголя и указывал на препятствия, встречающиеся на пути: лужи, свалки мусора и те самые «нечистоты посреди улицы», оставленные коровами, которых прогоняют по улице на выпас. Наконец, мы подошли к оштукатуренному бараку, выкрашенному в оранжевый цвет, окруженному старыми липами и высокими кустами сирени и выслушали следующую цитату:

— «Но самое замечательное в доме — были поющие двери. … Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, … Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!»

Далее последовало медленное открывание входной двери, и, наконец, раздался тот самый вожделенный «скрып», плачущий и мелодичный. Внутри барака стояла тишина, пахло укропом, чесноком, табачным дымом и кошками. Мы прошли в самый конец коридора и оказались в просторной кухне-столовой, занимавшей четвертую часть дома. Здесь за столом сидели двое мужчин и насмешливо наблюдали за нами.

— Здравствуйте! — вежливо поприветствовала Маша.

— Постараюсь, — откликнулся бородач в тельняшке и в галифе.

— Я, в смысле, — будьте здоровы! — Она слегка опешила.

— Вы мне, положительно, льстите.

— Уверена, это делают все окружающие, — улыбнулась она, — и совершенно бескорыстно.

— Что, думаете, с меня и взять-то нечего?

— Ну, в каком-то смысле…

— В таком случае, и вам не хворать. — Он встал, пригладил волосы, поправил черные очки, съехавшие на нос, и отвесил поклон: — Коля.

— Маша. Очень приятно. А это Арсений, мой брат, — представила она меня. — Здравствуйте и вы, — сказала Маша, подойдя ко второму мужчине, который молча улыбался.

— Василий, — сказал тот, уверенно схватил руку дамы, слегка повертел туда-сюда, прицелился и чмокнул в основание безымянного пальца.

— А мне? Я тоже хочу, чтобы мне ручку облобызали! — Подставил Юра свою лапищу, сохраняя свирепую серьезность на лице.

— С какой это стати? — возмутился дамский угодник, отталкивая мужскую руку. — Не-е-е, нам это без надобности.

— Если бы, не дай Бог, мы были бы американцами, я бы на тебя подал в суд за половую сегрегацию, и — поверь — выиграл бы не меньше миллиона.

— Как хорошо, что мы не они! — Облегченно вздохнул Василий, эффектно щелкнув широкой подтяжкой, на которой висели его широченные парусиновые брюки.

— Вот, от нашего стола — вашему! — Юра открыл рюкзак, достал пакет и водрузил на стол.

— Вася, возьми на баланс, — приказал бородач Коля. — Кто у нас сегодня на вершине пищевой цепочки? Чья очередь картошку жарить?

— Твоя, Коля! — печально выдохнул Василий.

— Ответ не засчитан!

— Тогда Юркина — он уже неделю как не жарил у нас ничего.

— Так меня и не было неделю! — возмутился Юра.

— Видите, он сам сознался, — обрадовался Коля. — Давай, Юрочка, занимай почетное место у плиты. — И сам взял картофелину и пустил на нее струю воды из-под крана.

— Когда закончишь мыть, — сказал Юра, сверкая столовым ножом, — дай мне знать.

Маша смотрела на них, иронично улыбаясь.

— Чем я тебе знак подам? — спросил Коля. — Видишь, у меня руки заняты, а на глазах очки.

— Кстати, почему?

— Во-первых, вчера опять смотрел фильм «Большой Лебовский» — я у него учусь позитивно относиться к неприятностям и всюду носить черные очки — это классно. А во-вторых, у меня воспаление очень радужной оболочки глаз.

— Тогда, — протянул задумчиво Юра, — моргни мне третьим глазом. Я попробую уловить тонкие вибрации твоего биополя и сделать соответствующие оргвыводы.

— Да бросьте вы спорить, господа мужчины! — воскликнула Маша. — Женщина вам поможет. — И без лишних слов отодвинула Колю от мойки и принялась за приготовление обеда.

— А вы чего такие кислые? — спросил Юра, пристально посмотрев на пару друзей.

— Как сказал великий Гоголь или кто-то из нашего барака: «Страдающее сердце — орган внутреннего сгорания!» — изрёк Коля, подняв растопыренную ладонь на манер древнегреческого оратора.

— …А перегар по утрам — трагическое последствие, — добавил Василий.

— И кто же на этот раз заставил страдать ваши пламенные сердца?

— Знамо дело — Валька. Уж больно замуж ей хочется. Аж трясется вся! Как треска заливная. Юра, возьми её за себя замуж, а? А что, девка чистая, в баню по субботам ходит. А хозяйственная!.. Лучшая бражка и самые хрустящие огурцы — у неё! Правда, рука тяжелая, — вздохнул Вася, потирая несимметричную скулу. — Это в ней от переизбытка здоровья.

— Тогда начнем с лекарства, — сказал Юра, выставил пиво и разлил по граненым стаканам.