Сестра тени

Флора тяжело вздохнула при мысли о том, что Вайолет выросла истинной дочерью своей матери. Уж если кому и продолжать эпатировать высшее общество английской столицы своей вопиющей связью с другой женщиной, так это только ей. Вайолет ведь с детства привыкла к скандалам, она выросла в их атмосфере, а потому воспринимает скандальную известность как нечто нормальное и само собой разумеющееся.

А вот она сама бежала прочь от подобной известности.

У себя наверху Флора улеглась в постель, прислушиваясь к тому, как глухо ухает сова где-то неподалеку. Единственное живое существо, которое не спит в этот поздний час, бодрствуя в ожидании рассвета. Собственное одиночество вдруг стало особенно нестерпимым, накрыло ее с головой, словно черным плащом. Флора снова спустилась вниз и подошла к своему бюро, отомкнула ключом небольшой тайник в одном из ящичков стола, где она хранила свои особо ценные бумаги. Достала оттуда дневник и прошлась пальцами по шелковому кармашку на задней обложке. Нащупала там письмо от своего отца, письмо от короля Эдуарда, которое передал ей в свое время сэр Эрнест Кассель.

Живи свободной жизнью незаметного для окружающих человека. Ах, как же я и сам мечтал когда-то пожить именно такой жизнью. Но главное, оставайся всегда самой собой…

Какое-то время она молча изучала королевскую подпись.

– Эдуард… Тедди, – внезапно выдохнула она.

И впервые за долгие-долгие годы рассмеялась вслух.

– Конечно, – сказала Флора Макникол. – Конечно, а как же иначе?

35

Через два дня Тедди переехал на постоянное местожительство в дом Флоры. И оба они стали стараться изо всех сил, чтобы поскорее привыкнуть друг к другу, что у них получалось то лучше, то хуже. Подход Флоры к младенцу был прост и незамысловат. Она относилась к нему как к осиротевшему ягненку, которому нужны тепло, забота, а главное – молоко. Побольше молока. Но если убирать отходы за животным давалось ей проще простого, то всякий раз, когда она меняла испачканные пеленки у Тедди, она чувствовала явные приступы тошноты.

Нельзя сказать, что малыш был спокойным ребенком. Он постоянно скулил, словно щенок, оставшийся без матери. Только она его покормит, и он с готовностью высосет целую бутылочку молока, уложит в самодельную колыбельку, под которую приспособила ящик, расстелив там побольше одеял, придвинет колыбельку поближе к печке, а сама, крадучись, проберется по лестнице к себе наверх, только уляжется, положит голову на подушку, с наслаждением вытянется и закроет глаза, как снизу раздается громкий плач. Поначалу она старалась игнорировать эти крики. Ведь Беатрикс предупредила ее, что с маленькими детьми нужно обращаться как с животными и так же методично приучать к порядку. Однако, судя по всему, Тедди категорически не желал быть животным и жить по правилам, установленным Флорой. Крики становились все громче и пронзительнее, а когда от них начинал уже сотрясаться весь дом, Флора не выдерживала и сдавалась. В этой войне нервов, по принципу «кто кого», Тедди всегда одерживал верх.

Но стоило ей уложить его на кровать рядом с собой, как он моментально успокаивался и тут же засыпал. И хотя она понимала, что от такого неудобного соседства у нее скоро заболит спина, но усталость брала свое. Она была настолько вымотана и физически, и эмоционально, что в конце концов уступила и позволила малышу спать с ней рядом всю ночь.

После чего в их домике снова воцарились относительный мир и покой. Правда, на саму ферму времени уже не хватало. Пришлось нанимать молодого парня из деревни, который помогал ей с теми работами, до которых у нее самой руки не доходили. Весь размеренный, выверенный до мельчайших подробностей, привычный ритм жизни Флоры был разрушен и уничтожен безвозвратно, но все равно, когда ночью она прижимала к себе крохотное тельце и чувствовала, как бьется сердечко малыша, она одновременно чувствовала, как оттаивает и ее собственное замерзшее сердце, оттаивает и начинает оживать.

Как только летнее солнце начинало светить на полную мощь, Флора отправлялась с Тедди на прогулку. Смастерила из куска холстины повязку наподобие пращи, которой накрепко привязывала к себе младенца. С детской коляской по их холмистой и каменистой почве сильно не разгуляешься, а потому приходилось носить ребенка вот так. Флора старалась не обращать внимания на любопытные взгляды деревенских. Она хорошо представляла себе, какие сплетни гуляют по деревни на ее счет, и только мысленно усмехалась всем этим домыслам деревенских кумушек. Шло время, и постепенно она начала ощущать удовлетворение от той тихой и спокойной жизни, какой жила сейчас. Совершенно забытое чувство, она-то уже и не надеялась испытать его снова. И так продолжалось до того момента, когда в один жаркий июльский день к ней не пожаловал гость.