Йенс понимал, что именно его невысокий статус рядового оркестранта не позволял актрисе открыто появляться с ним на публике. Порой он сам себе казался дешевой шлюхой, которая удовлетворяет физические потребности клиента, но с кем никогда не рискнешь показаться на людях. Что было тем более забавно и нелепо, ведь он принадлежал к одному из самых уважаемых семейств Христиании, являясь единственным законным наследником могущественной империи по производству пива, которой владело уже несколько поколений семейства Халворсен. Между тем Тора постоянно изводила его разговорами о своей насыщенной великосветской жизни, о том, как и где она ужинала с самыми знатными и влиятельными людьми Европы, как обожает ее сам Ибсен, который даже называет актрису своей музой. До поры до времени Йенс был вынужден мириться с заносчивыми выходками своей любовницы. В конце концов все свои унижения он потом с лихвой компенсировал в тиши ее спальни. Однако сейчас он впервые почувствовал, что так не может продолжаться до бесконечности и связь с капризной и своенравной любовницей пора прекращать.
Но вот в полутьме коридора показались две фигурки. На какое-то время они замерли на пороге. Луч света от газового фонаря выхватил из темноты лицо девушки, Руди ей что-то показывал.
Хрупкая девушка, тоненькая как былинка, с прекрасными голубыми глазами, аккуратным носиком, розовыми губками, похожими на два лепестка роз. Маленькое личико в форме сердечка и шикарные золотисто-рыжие волосы, тяжелыми волнами ниспадающие на плечи. Обычно не склонный к славословию и прочим сентиментальным порывам, Йенс вдруг почувствовал, что при виде этой девушки готов расплакаться. На него неожиданно пахнуло свежим горным воздухом и давно забытой чистотой. На фоне незнакомки остальные женщины выглядят обыкновенными размалеванными куклами, и только, подумал он.
Йенс стоял как завороженный, не в силах сдвинуться с места, потом он услышал, как девушка негромко обронила «до свидания», прощаясь с Руди, легкой тенью скользнула мимо Йенса и сразу же уселась в карету, которая уже поджидала ее на выходе из театра.
— Ну что? Видели Анну, мой господин?
Стоило карете отъехать, и Руди тут же нащупал взглядом притаившегося в полумраке Йенса.
— Сделал все, что смог. Задержать ее подольше не получилось бы. Меня уже мама ждет в раздевалке. Я и так ее обманул. Сказал, что мне нужно срочно передать записку привратнику.
— Да, я успел ее рассмотреть. Скажи, она всегда сразу после спектакля уезжает домой?
— Всегда. Каждый вечер.
— Тогда мне надо что-нибудь придумать, чтобы встретиться с ней.
— Удачи вам, мой господин, но мне действительно пора бежать. — Однако Руди замешкался, явно выжидая, когда ему заплатят за оказанную услугу. Йенс сунул руку в карман, и очередная монетка оказалась в ладошке мальчика. — Спасибо. Доброй вам ночи, мой господин.
Йенс побрел через дорогу в кафе «Энгебрет», уселся возле стойки бара и заказал себе порцию тминной водки.
— Ты нездоров, мой мальчик? Что-то ты сегодня очень бледненький? — поинтересовался у него Эйнар, ударник из их оркестра, усевшийся рядом с Йенсом. Йенс всегда восхищался непревзойденным умением Эйнара улизнуть из оркестровой ямы в самый разгар исполнения музыки, сбегать в «Энгебрет», выпить там кружку пива и снова вернуться на свое рабочее место, не пропустив ни такта, строго к тому моменту, когда в игру должны вступить его тарелки. Все музыканты с нетерпением ждали того вечера, во время которого должна будет разразиться катастрофа: Эйнар собьется со счета, считая такты, и не успеет вовремя появиться на своем месте. Однако за все десять лет его работы в оркестре давно ожидаемая катастрофа так и не случилась.
— Отвечаю «да» на оба твоих вопроса, — сказал Йенс, поднося рюмку водки ко рту и залпом осушая ее. Заказав себе еще одну порцию, он вдруг почувствовал, что ему действительно не по себе. Неужели он и вправду заболел? Или это Анна Ландвик так разбередила ему душу? Но как бы там ни было, решил он, а сегодня вечером мадам Хенсон вернется домой одна.
19
— Фрекен Анна, у меня для вас письмо.
Анна оторвалась от своих карт и взглянула на Руди, с которым они баловались игрой в безик. Мальчик широко улыбнулся и незаметно сунул в руку Анны свернутую записку. Они сидели в детской гримерной, а вокруг суетился народ, занятый приготовлением к вечернему представлению.
Анна уже хотела прочитать записку, но Руди тут же шикнул на нее.
— Не здесь! Мне было велено передать, чтобы вы прочитали записку, когда останетесь одна.
— А от кого она? — мгновенно смутилась Анна.
Руди напустил на себя таинственный вид и слегка покачал головой.
— Не могу знать. Я всего лишь письмоносец.
— Тогда почему этот незнакомый человек решил написать мне письмо?
— Вот прочитаете — и все узнаете сами.
Анна бросила на мальчугана самый суровый взгляд из всех, на кои она была способна.
— Скажи мне, кто это? — требовательно приказала она.
— Не могу.
— Тогда я больше не стану играть с тобой в безик.
— И не надо. Мне уже пора переодеваться. — Мальчишка подхватился из-за стола и ретировался в другой угол комнаты.