Сестра ветра

Анна свернула письмо и со вздохом запечатала конверт. Наверняка, подумала она, близкие ждут от нее всяких театральных сплетен, но что она может рассказать им? Днями напролет она просиживает в квартире герра Байера, а вечерами, сразу же по завершении спектакля, стремглав убегает к себе домой. Вот и все ее новости.

Анна подошла к окну и посмотрела на небо. Четыре часа дня, а еще светло. День ощутимо прибавился. Значит, весна действительно уже не за горами. А потом наступит лето… Анна прижалась лбом к холодной оконной раме, отделяющей ее от улицы с обилием свежего воздуха. Сама мысль о том, что все лето придется проторчать в этих душных стенах, вместо того чтобы носиться по горам вместе с Розой, была просто невыносима.

* * *

В оркестровой яме с очередным поручением появился Руди.

— Привет, Руди. Как дела? — поинтересовался у него Йенс.

— Все нормально, мой господин. Так вы написали записку, которую я должен вручить?

— Конечно. Вот она. — Йенс наклонился к мальчугану и прошептал ему прямо в ухо: — Передашь записку мадам Хенсон. — Он сунул записку в маленькую жадную ручонку, присовокупив еще и мелкую монетку.

— Спасибо. Обязательно передам, мой господин.

— Очень хорошо, — сказал Йенс и добавил, видя, что мальчик уже собрался уходить: — Кстати, а кто та молоденькая девушка, с которой я застал тебя вчера на выходе со сцены? Уж не подружка ли твоя? — слегка подначил он Руди.

— Росту она, пожалуй, одного со мной. Но ведь ей целых восемнадцать. А мне еще только двенадцать, — живо возразил мальчуган. — Это Анна Ландвик. Она тоже участвует в спектакле.

— Правда? Что-то я ее совсем не узнал. Да там и темно было. Только успел заметить ее длинные рыжие волосы.

— Да, Анна участвует в спектаклях, вот только на сцене она не появляется. — Мальчик с заговорщицким видом оглянулся по сторонам и поманил Йенса к себе поближе, чтобы прошептать ему прямо на ухо: — Она — голос Сольвейг.

— Ах вот оно что! Понятно! — с показной серьезностью отреагировал на это сообщение Йенс. Секрет о том, что мадам Хенсон поет не своим голосом, уже давно перестал быть секретом за кулисами театра. Но все театральные держали язык за зубами, притворяясь перед зрителями, что дивный голос действительно принадлежит артистке.

— Хорошенькая она, правда?

— Волосы у нее и правда роскошные. Но это единственное, что я успел разглядеть со спины.

— А мне ее очень жаль. Никто ведь так никогда и не узнает, кто на самом деле поет таким красивым голосом. Анну даже определили в одну гримерную вместе с нами, детьми. Вот такие дела. Но мне пора, — завершил свой монолог Руди, услышав звонок, означающий, что до начала спектакля осталось ровно пять минут. — Все передам, как вы просили. Не извольте беспокоиться, мой господин.

Йенс сунул ему в ладошку еще одну монетку.

— Задержи фрекен Ландвик хоть на пару минут возле служебного входа, когда она будет уходить. Хочу получше разглядеть эту таинственную певицу.

— Постараюсь, мой господин, — пообещал Руди, вполне довольный сегодняшней двойной выручкой, метнувшись между рядами стульев с проворностью крысы, удирающей к себе в нору.

— Охотник снова пустился на поиски новых приключений, не так ли, Пер? — усмехнулся Саймон, первая скрипка оркестра.

А он на самом деле не так уж и глуховат, как притворяется, и наверняка кое-что услышал из их разговора с Руди, подумал про себя Йенс. Оркестранты уже успели прозвать Йенса шутливым прозвищем Пер, как бы подчеркивая, что он тоже напропалую волочится за всеми хорошенькими артисточками труппы, и получается это у него совсем не хуже, чем у главного героя пьесы «Пер Гюнт».

— Какое там! — отмахнулся от него Йенс, заметив, что в оркестровой яме появился герр Хеннум. Поначалу прозвище Пер даже забавляло Йенса, однако со временем намек, заключенный в самой шутке, стал чересчур прозрачным. — Ты же знаешь, я предан мадам Хенсон до гробовой доски.

— Получается, что вчера я точно перебрал по части портвейна. Потому что мне показалось, что ты покинул «Энгебрет» под ручку с Йорид Скровсет.

— Наверняка портвейн во всем виноват, — согласился с Саймоном Йенс и поднес ко рту флейту, увидев, что Хеннум уже дал знак к началу.

После завершения спектакля Йенс тут же направился к служебному входу и замешкался там в ожидании Руди и таинственной незнакомки. Обычно он всегда отправлялся прямиком в кафе «Энгебрет» и дожидался там Тору Хенсон, пока она переодевалась у себя в гримерной и кокетничала со своими поклонниками. Как правило, она всегда садилась в карету одна, а потом подбирала Йенса уже на дороге, отъехав на некоторое расстояние от театра.