Осушив несколько кружек пива в баре, Йенс почувствовал, что острота всего того, что он натворил, несколько притупилась. Немного полегчало, и он зашагал в ту часть города, где никогда раньше не бывал. Он явно выделялся в толпе своей модной и дорогой одеждой. Руки быстро занемели, оказалось совсем непросто нести два тяжеленных чемодана. А потому он максимально ускорил шаг, стараясь не встречаться взглядами с прохожими.
Раньше Йенсу никогда не доводилось бывать на окраинах Христиании. Здесь все было совершенно иначе, чем в центре города. Повсюду теснились деревянные домишки, очень неказистые на вид. Городские власти еще не наложили запрет на возведение таких пожароопасных построек. Чем дальше он шел, тем все более ветхими становились окружающие его дома. Наконец он остановился перед старым домом и снова заглянул в ту бумажку с адресом, которую ему дал в кафе Саймон. Не ошибся ли он, случаем? Постучал в дверь. Изнутри раздалось недовольное ворчание, потом кто-то сплюнул. Наконец дверь распахнулась, и Йенс увидел перед собой полупьяного Саймона. Естественное для него состояние. Какое-то время он молча лыбился.
— Заходи! Заходи же, приятель. Добро пожаловать в мое убогое жилище. Не бог весть что, но все же крыша над головой.
Йенс переступил порог и вошел в крохотную переднюю. Сильно воняло испортившейся едой и табаком, которым Саймон набивал свою трубку. Все свободное пространство комнаты было заставлено музыкальными инструментами. Две виолончели, альт, пианино, несколько скрипок…
— Спасибо, Саймон, что согласился дать мне ночлег. Большое тебе спасибо, — поблагодарил приятеля Йенс.
Но тот лишь небрежно отмахнулся.
— Какие благодарности! Не стоит! Любой молодой человек, который ради музыки готов бросить все, заслуживает участия и помощи. И лично я всегда рад помочь таким людям. Я горжусь тобой, Йенс. Честное слово! А сейчас ступай за мной наверх, и мы подумаем, куда тебя уложить.
— Однако, как я посмотрю, у тебя тут целая коллекция музыкальных инструментов, — сказал Йенс, осторожно лавируя между виолончелями и пианино и карабкаясь вслед за хозяином по узенькой деревянной лестнице.
— Не могу устоять, когда вижу хороший инструмент. Вот этой виолончели, к примеру, больше ста лет, — откликнулся Саймон. Лестничные половицы угрожающе заскрипели под тяжестью, когда Йенс поставил на ступеньки свои чемоданы.
Они вошли в комнату, в которой из мебели было только несколько рассохшихся стульев и пыльный стол, на нем валялись застарелые объедки и стояла бутылка со спиртным.
— Где-то у меня есть соломенный тюфяк. На нем и уляжешься спать. Понимаю, к такой постели ты не привык. Но это все же лучше, чем ничего. А сейчас, мой друг, предлагаю отпраздновать твою независимость чаркой тминной водки. Как смотришь?
Саймон подхватил со стола бутылку и грязный, весь в разводах, стакан. Понюхав стакан, он выплеснул то, что было на дне, прямо на пол.
— Спасибо.
Йенс взял предложенную ему выпивку. Что ж, если это и есть начало его новой жизни, то он должен принять ее с распростертыми объятиями. В тот вечер он нажрался по полной. Проснулся с тяжелой от похмелья головой. Все тело ныло с непривычки от сна на твердом тюфяке. Йенс тут же подумал, что Дора больше никогда не принесет ему кофе в постель, чтобы немножко взбодриться и привести себя в норму после вчерашней пьянки. И сразу в ужасе вспомнил про деньги, которые дала мать. Схватил пиджак и лихорадочно ощупал карман, куда он положил сверток, уходя из дома. К счастью, сверток оказался на месте. Он открыл его и пересчитал деньги. Их действительно с лихвой должно хватить на год учебы в Лейпцигской консерватории. Или на то, чтобы снять себе приличный номер в приличной гостинице на предстоящие несколько ночей…
Анна села в поезд, на котором ей предстояло проделать первую часть пути домой. В Драммен поезд прибыл уже затемно. Анна вышла из вагона на перрон и тут же увидела поджидавшего ее отца.
— Папочка! Папочка! — с радостным криком бросилась она к нему и, неожиданно для самой себя, обхватила его руками за шею. Нежности, которые не были приняты в их семье. Демонстрировать свои чувства на людях, как можно?
— Тише, Анна! Успокойся! Вижу, ты устала с дороги. Сейчас поедем в гостиницу, где заночуем. Можешь отсыпаться себе всласть. А завтра с утра двинемся в путь, домой в Хеддал.
На следующее утро отдохнувшая, выспавшаяся Анна уселась в повозку, и Андерс, потрепав лошадку, понудил ее сдвинуться с места.
— При дневном свете ты, доченька, выглядишь совсем по-другому. Повзрослела, превратилась в настоящую женщину. И стала очень красивой.
— Ах, что ты, папа! Какая я красавица!
— Мы тут все с нетерпением ждали твоего приезда. Мама готовит праздничный ужин по случаю твоего возвращения. Ларс тоже обязательно будет. Мы получили письмо от герра Байера. Он описал нам твои успехи в Театре Христиании. Пишет, что тебе дали главную роль Сольвейг.