Сестра ветра

— Где ты был? Я уже подумала, что ты уехал, и я…

— Анна, прошу тебя, успокойся. Позволь, я все сейчас объясню тебе. — Йенс усадил Анну в кресло, а сам пристроился рядом. — Сегодня я приехал в театр, как обычно, к началу репетиции, и тут Йохан Хеннум объявляет мне, что в моих услугах оркестр более не нуждается. Они уже подыскали себе и другого флейтиста, и другого скрипача. И те сразу же заменили меня. Я поинтересовался у него, отстраняют меня от работы временно или навсегда. И он ответил, что навсегда. Он выплатил мне в полном объеме всю зарплату и отослал восвояси. Клянусь тебе, Анна, я и понятия не имею, за что меня уволили.

— Зато я имею! Ах, боже мой, боже… — Анна обхватила голову обеими руками. — Все дело не в тебе и не в твоем поведении. Все дело во мне. Вчера вечером я объявила герру Байеру, что не могу стать его женой. Тогда он, в свою очередь, сообщил мне, что прекрасно осведомлен о нас с тобой. Представляешь?! И добавил, что позволит мне и дальше жить под одной крышей с ним лишь при одном условии. Если я немедленно порву с тобой. А поскольку я не готова пойти на такой шаг, то должна немедленно покинуть его дом.

— Вот беда! — тяжело вздохнул Йенс. — Теперь все понятно. Вначале тебе предложили покинуть его квартиру, затем мне предложили покинуть оркестр. Наверняка он все рассказал Хеннуму и Джозефсону. Да еще добавил, что я, дескать, дурно влияю на их восходящую юную звезду.

— Прости меня, Йенс. Никогда не думала, что герр Байер способен на такую подлость.

— А я говорил тебе, предупреждал. Помнишь? Еще как способен! — пробормотал Йенс. — Что ж, теперь я хотя бы знаю, почему меня так внезапно выставили за дверь.

— И что ты сейчас собираешься делать?

— Уже делаю. Как видишь, я складываю свои вещи.

— Собираешься уезжать? Но куда? — в ужасе воскликнула Анна.

— В Лейпциг. Куда же еще? Ведь это же очевидно даже слепцу. Здесь у меня нет будущего. Я решил уехать, и как можно скорее.

— Понятно. — Анна опустила глаза, прилагая все усилия, чтобы не расплакаться от такой новости.

— Я собирался написать тебе письмо и оставить его в театре.

— Неужели и правда собирался? Или просто выдумываешь? А на самом деле решил исчезнуть, даже не попрощавшись.

— Анна, родная моя, понимаю, как тебе сейчас трудно. Иди же ко мне. — Йенс заключил Анну в объятия и стал ласково гладить ее по спине. — Но ведь и мне непросто. Я же узнал о своем увольнении всего лишь несколько часов тому назад. Само собой, я намеревался все рассказать тебе. А как же иначе? Если ты еще помнишь, ведь это я умолял тебя поехать в Лейпциг вместе со мной.

— Да… Ты прав. — Анна вытерла слезы с глаз. — Я просто не в себе немного. А еще зла на герра Байера за то, что тебя так наказали из-за меня.

— Не расстраивайся, не надо. В конце концов, все идет по плану. Я же все равно собирался уезжать. Просто весь процесс ускорился, только и всего. Герр Байер был очень зол на тебя, любовь моя?

— Нет, он вообще не злился. Только сказал, что не хочет, чтобы я загубила свою жизнь, оставшись с тобой. И добавил, что ради собственного блага я не должна видеться с тобой впредь.

— И поэтому меня таким бесцеремонным образом вышвырнули вон из оркестровой ямы. И что ты сейчас собираешься делать?

— Герр Байер дал мне день на размышления. Но как он может! Как он посмел так грубо вмешиваться в нашу с тобой жизнь!

— Да, мы с тобой оказались в положении хуже некуда. — Йенс тяжело вздохнул. — Что ж, я уезжаю завтра. Занятия в консерватории начались всего лишь две недели назад. Так что я немного пропустил. А ты, если захочешь, приедешь в Лейпциг и присоединишься ко мне уже после того, как завершится показ всех спектаклей «Пер Гюнт».

— Йенс, после того, что они сделали с тобой, я никогда более не переступлю порог театра. Никогда! — Анну даже передернуло от возмущения. — Я поеду с тобой прямо сейчас.

Йенс бросил на нее изумленный взгляд.

— Ты полагаешь, Анна, что это разумный шаг? Ведь если ты покинешь театр до завершения сезона, то ты уже никогда не сможешь более выступать на подмостках Театра Христиании. Твое имя навечно занесут в черные списки. Впрочем, как и мое.

— А я и сама не захочу там больше появляться, — с жаром возразила она. Глаза ее сверкали от негодования. — Я никогда и никому не позволю, как бы ни был этот человек влиятелен и богат, обращаться со мной так, будто я его собственность.

Йенс издал короткий смешок. Воинственность Анны откровенно позабавила его.

— Вот ты какая боевая! Вижу, что под милой и нежной оболочкой скромницы и тихони скрывается самая настоящая смутьянка. Я прав?

— Такой уж меня воспитали… Чтобы уметь отличать хорошее от плохого. А я прекрасно понимаю, что с тобой они сейчас обошлись плохо. Очень плохо.