Сестра ветра

— Как обидно, Том! — воскликнула я, чувствуя, как слезы сами собой брызнули из моих глаз.

— Ради бога, Алли! Не плачьте! Все замечательно, жизнь продолжается, и я в полном порядке. Вам пришлось значительно хуже, чем мне.

— Понимаю, Том. Все понимаю… Простите… Но эта история такая грустная, что я невольно расчувствовалась, — сказала я, в душе, однако, не совсем понимая, что же именно так растрогало меня до слез.

— Сами догадываетесь, я не большой любитель распространяться на эту тему. Честно признаюсь, сам поражен, что так разоткровенничался с вами.

— И я вам за это крайне благодарна. Честное слово, Том. И последний вопрос, если можно… А версию вашего отца обо всем случившемся вы знаете? То есть его вариант этой истории вам известен?

Том бросил на меня ледяной взгляд.

— Разве у этой истории может быть другой вариант?

— Ну знаете ли…

— Знаю! Это никчемный эгоист и подонок, который бросил мою мать в беде, да еще беременной… Вы это имеете в виду, рассуждая об ином варианте?

— Да, — поспешила я заверить своего собеседника, понимая, что ступаю на весьма зыбкую почву. И тут же дала задний ход. — Да, из того, что вы рассказали мне, Том, так оно и есть. И тут вы абсолютно правы.

— Что не мешает мне порой испытывать к Феликсу нечто похожее на жалость. — Том тоже пошел на попятную. — Ведь он превратил свою жизнь в сплошной кошмар и растратил впустую потрясающий талант. Хвала богам, какие-то крохи этого таланта достались и мне, за что я буду ему всегда благодарен.

Том мельком глянул на часы, и я поняла, что мне пора откланяться.

— Мне пора… Надо бежать. Я и так отняла у вас столько времени.

— Нет, Алли, не торопитесь. Побудьте еще немного. Я вот только подумал, что очень хочу есть. Глянул на часы. В Нью-Йорке как раз сейчас время завтрака. Как насчет блинов, а? Это единственное блюдо, которое я могу сварганить, не заглядывая в поваренную книгу.

— Том, только честно! Скажите сами, когда мне надо будет выметаться из вашего дома, ладно?

— Договорились. Но пока еще рано. Сейчас вы пройдете вместе со мной на кухню. Будете помощником шеф-повара, ладно?

— Ладно.

Пока мы занимались жаркой блинов, Том продолжал расспрашивать о моей жизни.

— Из того, что вы рассказали мне, следует, что ваш приемный отец был очень оригинальным человеком.

— О да! Еще каким оригинальным.

— И столько сестер… Наверняка вам никогда не было скучно. Знаете, единственный ребенок в семье — это сложно. Иногда чувствуешь себя очень одиноким. В детстве мне так хотелось братика или сестричку.

— Вот уж что правда, то правда. От одиночества я никогда не страдала. Всегда рядом были подружки для игр, было чем заняться. К тому же большая семья научила меня умению делиться.

— А вот я рос эгоистом. Все только для себя. Для мамы я вообще был принцем, не иначе, — обронил Том, раскладывая блины по тарелкам. — И одновременно постоянно чувствовал некоторое давление с ее стороны. Ей хотелось, чтобы, став взрослым, я оправдал все ее ожидания. Ведь я в какой-то степени был смыслом всей ее жизни, самым дорогим, что у нее было.

— А вот нас с сестрами всегда учили оставаться самими собой, — сказала я, присаживаясь к кухонному столу. — Вы никогда не чувствовали себя виноватым за то, что причинили вашей маме столько страданий своим появлением на свет?

— Чувствовал. Скажу вам даже больше, хотя и прозвучит жестоко. Когда на маму накатывали эти ее приступы депрессии, она порой упрекала меня, говорила, что это по моей вине ее жизнь пошла под откос. И тогда мне хотелось накричать на нее, сказать, что я вообще-то не просил, чтобы она меня рожала. Что это был ее сознательный выбор.

— Что ж, получается, мы с вами такая сладкая парочка, не правда ли?

Вилка Тома зависла в воздухе. Он глянул на меня.

— Получается так, Алли. По правде говоря, я даже рад тому, что нашелся наконец человек, который вполне понимает мои запутанные семейные проблемы.

— Да и мои семейные проблемы не проще, — улыбнулась я. И он тоже улыбнулся, и я тут же почувствовала некое дежавю от всего происходящего.

— Странно, — добавил Том спустя несколько секунд, словно размышляя вслух, — но у меня такое ощущение, будто я знал вас всегда.

— Понимаю, — немедленно согласилась я с ним.

Чуть позже Том отвез меня на своей машине в гостиницу.

— Завтра вы свободны? — поинтересовался он на прощание.

— Пока никаких определенных планов нет.

— Отлично! Тогда я заеду за вами, и мы совершим небольшую лодочную прогулку по бухте. А я в это время расскажу вам, что случилось с Пипом и Карин, моими дедушкой и бабушкой. Как я уже говорил, это сложная, очень болезненная и драматичная глава в истории семьи Халворсен.

— Хорошо. Но одно «но». Вы не возражаете, если мы переместим нашу прогулку на сушу? После гибели Тео я полностью утратила былую морскую удаль. Как говорится, ноги меня больше на воде не держат.

— Понимаю. А что, если вы снова заглянете ко мне во Фроскехасет? Я заеду за вами в гостиницу ровно в одиннадцать. Идет?

— Идет.

— Тогда всего доброго, Алли.

— Всего доброго, Том.