Сестренки

Как-то я вела кружок, рассказывала о роли товарища Сталина в революции, и тут в окно постучали, я обернулась и увидела Наташкино лицо – они с папой явились меня навестить, он поднял ее, и она прижалась носом к стеклу и махала рукой. Я извинилась перед слушателями, выскочила за дверь, они оба улыбались, Наташа протянула ко мне руки, но я отодвинула ее руки и прошипела, что у меня лекция, серьезная тема… У Наташи скривился ротик, папа пристально посмотрел на меня, взял Наташу за руку и сказал:

– Пойдем, девочка, мама занята.

Я думала, они дождутся меня в моей комнатке при школе, но они ушли домой. Я хотела было пойти к ним на следующий день, но в семью моего ученика принесли похоронку, там семеро детей, и я пошла туда, конечно, не утешать, а подсказывать – где и как получить помощь. Мать лежала замертво, я прибрала избу, подоила худую козу, накормила детей, уложила младших, а старшие улеглись сами.

У нее хотя бы бумага есть, что она вдова, а я о своем муже пишу – пропал без вести.

1946.

25 декабря.

Сегодня пришла телеграмма, что папа умер.

Я не могу поехать, никак не могу, да и не успею.

1947.

1 июня.

И полугода не прошло, как мамы не стало, сегодня пришла снова телеграмма. Я не горюю, потому что я чувствовала, что она без него все равно не останется, и тогда я плакала ночами не только по папе, но и по ней.

Я себя помню в том высоком петербургском доме, в третьем этаже была квартира, четыре комнаты, спальня мамы с папой, столовая, папин кабинет и наша комнатка.

Так мама гордилась этим кабинетом! Папа над ней смеялся, говорил, что ему не нужен кабинет, он все дела, все бумаги ведет в конторе. Предлагал маме поставить туда швейную машинку, ее столик для рукоделия, ее любимое кресло. Она – ни в какую:

– Ты как такое сказать-то выговорил, Алексей? Мне-то детские штаненки шить не все ли едино, а вот тебе-то после конторы твоей покой нужен да тишина.

Помню, как-то она с гордостью рассказывала соседке по дому, что муж ее вечером сидит в кабинете, ведет свои книги. Она даже заходила туда с каким-то благоговением, если уж и стирала там пыль, так приподнимала бумажку и клала ровно на место. Нам туда заходить без отца запрещала.

Нам, нам.

Детская память короткая, я почти о ней не вспоминала. Нет, вру: вспоминала. Когда мы только переехали в нашу деревню, мама с папой стали заниматься домом, со мной не играли и никуда меня не отпускали. Мне было скучно, и я много плакала, что скучно и не с кем играть.