Сестренки

Мне так ее жалко. Если бы не война, она жила бы в своем доме, с мамой, папой, может быть, братьями и сестрами. Где ее мать? Жива ли, погибла ли? Ищет ли дочку? Но как искать? В детском доме мне сказали, что Лидочке было полтора или два, никаких записок, документов, отметок на одежде не было, и одежда самая простая – платьице, чулки, пальто. Особых примет у нее нет, русые волосы, серые глаза… как она потерялась – неизвестно, там, где ее нашли, разбомбили весь городок вместе с железнодорожной станцией, несколько поездов, была она из того городка или ехала в поезде, никто уже не скажет, никто не узнает, а сама она помнила только свое имя – Лида.

10 октября.

Неловко вышло. В воскресенье я привела Лидочку к себе, мы сели обедать, у меня были тушеная капуста и винегрет из кулинарии, и тут явилась Наташа. Я представила их друг другу, испытывая всякие чувства – моя Наташа резкая, говорит не думая, что на уме, то и на языке, и мне не понравилось, как она смотрела на Лиду. Но Лидочка такая непосредственная, она с таким восторгом смотрела на Наташу, на ее красивое платье, на тоненькие чулки, на туфли, прическу, что та сменила гнев на милость, начала расспрашивать Лиду. Та обрадовалась, стала отвечать, потом спросила о чем-то Наташу, о какой-то книге, Наташа начала рассказывать и совсем растаяла. Потом Лидочке настало время уходить, и Наташа сказала, что сама ее проводит, и они ушли.

Признаться, я боялась. Но Наташа вернулась довольно быстро, сказала, что девочку довела до дома и сдала ночной воспитательнице.

– Тебе понравилась Лидочка? – спросила я ее, когда мы уже улеглись.

– Да, забавная, – сказала Наташа из-за ширмы, – а что она тут делала? Она говорит, вы в кино были, что она с остальными не пошла сразу?

– С какими остальными? – спросила я и тут же поняла: Наташа думает, что я водила в кино целый отряд.

Наступила неловкая пауза, потом Наташа медленно сказала в темноте:

– Ты ходила с ней вдвоем?

– Да, – сказала я.

– И… сколько раз вы уже ходили вдвоем?

– Тебе что-то не нравится, Наташа? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более ровно.

– Да нет, все прекрасно, – сказала она едко, – это вполне в твоем стиле: помогать чужим детям, но не своим собственным.

– О чем ты говоришь? – сказала я, хотя понимала: Наташа все никак не может забыть, как тогда в деревне я ушла утешать детей, потерявших отца, а ее оставила на деда с бабушкой.