Сестренки

– А вот карточка, мне она больше всего нравится, – влезла Лидочка, – смотрите: две девочки, две куколки и медведь! Это ма… Анисия Алексеевна и ее сестренка. А знаете что? Я точно такую картинку видела, видела в какой-то книжке! Я говорила ма… Анисии Алексеевне, а она говорит – нет, нас с сестрой в книжках точно не рисовали…

– Мама, это же как в книжке, как ты рисовала! – закричала Катя, – смотри, вот точно, точно так! Знаете, мама раньше рисовала книжки, и вот у нас такая и сохранилась, и девочки, и мишка…

Анна взяла карточку, и я испугалась: она переменилась в лице, побледнела, впилась глазами в карточку.

– Что случилось?

Анна подняла глаза, непонимающе посмотрела на меня, потом снова на карточку:

– Откуда…

Она резко встала, глубоко вздохнула, как будто ей не хватало воздуха, растерянно оглядывалась. Я тоже встала:

– Анна, что с вами?

– Анисия… – медленно сказала она, – Анисия. Как сократить это имя, как тебя звали в детстве?

– Ася, – недоуменно сказала я, – но что…

– Этого не может быть, – решительно сказала она, – просто не может быть.

Она взяла карточку, поднесла к глазам.

– Скажи мне, – умоляюще заговорила она, – эта куколка жила в комнатке справа? А на первом была гостиная? Да?

Я взяла фотографию, недоуменно вгляделась. Да, эта куколка жила в комнате справа, папа заказал нам у мастера кукольный дом с мебелью, в домике два этажа, и мы с Анютой тогда ужасно поссорились: каждая хотела поселить свою куколку на второй этаж, чтобы из окон открывались красивые виды. На крики прибежали мама с папой, и папа сказал:

– А может быть, обе куклы будут жить на втором этаже? А на первом можно устроить гостиную и столовую.

А на следующий день папа принес нам еще кукольный сервиз.

– Да, справа, – сказала я, – но… Анна… Анна. Анюта!

Если бы я писала книгу, то, конечно, написала бы, как мы в тот вечер бросились друг другу в объятия… ну, и еще бы что-то такое написала. Но это дневник, не книга!

Мы растерянно смотрели друг на друга, девочки притихли, и тут тихонько отворилась дверь: пришла Наташа. Она включила маленькую лампочку на столе у двери и едва не подпрыгнула, увидев столько народу.

– Здравствуйте, – растерянно сказала она.

Я совершенно потерялась. Я хотела было сказать, что вот, Наташа, это твоя тетка, моя потерянная сестра… но тут мне пришло в голову, что мы могли ошибиться, ну мало ли девочек в детстве играли в кукольный домик…

И тут мне стало страшно. Меня затрясло; у меня резко заболела голова, потемнело в глазах. Я изо всех сил пыталась привести себя в чувство, но не получалось, я встала, хотела налить воды… а потом я просто провалилась, потеряла сознание.

Представляю, как я их напугала!

Очнулась я в своей кровати, рядом стояла женщина в белом халате. Я подняла голову и тут же все вспомнила и хотела вскочить, но меня удержала Наташа:

– Куда ты, мама…

Я повернула голову, ища взглядом Анюту. И она обнаружилась, она тихонько стояла сбоку от врача, с отчаянием глядя на меня.

– Я не умру, – почему-то сказала я.

Она кивнула.

– Сильное потрясение, нервы, скачок давления, – тем временем говорила врач, – я сделала укол, теперь станет лучше, но требуется полный покой, отдых… я не стану предлагать больницу, если только станет хуже…

Девочки проводили ее. Анюта подошла к моей кровати.

– Спи, – сказала она, – спи.

Я хотела еще что-то сказать, но она покачала головой:

– Спи, спи.

И я провалилась в сон.

12 мая

Девочки с утра уходят гулять, Лиде хочется показать сестре город. Наташа тоже уходит на работу, а мы остаемся вдвоем.

Анюта решительно ничего не дает мне делать, сама готовит, убирает. Закончив дела, садится к моей постели.

Мы много разговариваем. Она знает, что родителей больше нет, а я знаю, что Катя и Лида – ее приемные дочери, знаю о ее приемной матери и названной сестре. Она рассказывает, что в войну жила в Великом Устюге, и я с болью говорю, что наша деревня была совсем, совсем рядом, и чудо могло бы случиться раньше. А она возражает мне: нет, ведь тогда, может быть, не нашлась бы Лида…

Анюта почти не помнит нашу жизнь, не помнит родителей. Каждый день она достает их карточку, рассматривает, гладит пальцами лица, но я вижу – вспомнить не может. Зато она вспоминает какие-то мелочи, которые тут же, вслед за ней, вспоминаю и я: наших кукол, ленивую кошку, как папа советовал нам вести дневники…

– Я еще помню, как папа нас каждый год измерял около двери, – говорит она, – писал год и рядом: Анюта… Ася…

Да, это я тоже помню.

14 мая

Вечером пришли девочки, рассказали, где они были, что видели, за ними, почти сразу, пришла Наташа. Она, бедная, явно не знает, как себя вести: она, как я заметила, ревнива, и теперь переживает, конечно, что у меня и сестра, и племянница, а Лида так и вовсе и дочь и племянница… ох, да я и сама запуталась!

Мы сели ужинать, и Лида с Катей начали трещать, что видели, какие красивые дома, а потом Катя начала описывать, какая у них в Таллине квартира.

– Мама, – сказала Лида, обращаясь и ко мне, и к Анюте, – а какая у вас была квартира? Ну, когда вы были маленькими?