Сестрины колокола

– Я хочу понять, что мне делать. Расспросить об одной операции.

Отец, может, и слово-то это слышал чуть не в первый раз. Она рассказала ему про письмо и про немецкого врача, но поняла, что отец по горло сыт немцами и несбыточными надеждами, и не стала донимать его своими страхами, что детей она носит двоих и что они срослись.

Отец кашлянул.

– Я тут собирался в Волебрюа, приглядел там одну лошадь, – сказал он. – И надо бы мне поскорее туда съездить, а то ее продадут другому. Так что завтра утром будь готова, Астрид. До света. Поедем не торопясь, чтобы не навредить тебе. Дорога-то вся в колдобинах. Да ты и сама знаешь.

* * *

– Вот что, госпожа… – Уездный врач склонился над книгой записей.

– Хекне, – сказала Астрид. – Я вдова. Я снова взяла девичью фамилию, когда муж умер.

– И почему же?

– Если детям придется расти без меня, им будет проще с тутошней фамилией. И еще не хочу, чтобы они меня забыли.

Уездный врач не вполне понял, что она имела в виду, но уточнять не стал. Он ограничился общим осмотром и сказал, что, судя по размерам живота, она ожидает крупного мальчика. Никаких щипцов он не упомянул. Астрид продолжала расспросы, и доктор, раскурив трубку, отвечал ей весьма обстоятельно. Но она никак не унималась, и в конце концов он перебил ее, сказав:

– Насколько я понимаю, ваша повитуха не все рассказала. И очень мудро поступила. Мамочкам лучше не знать всего о предстоящих родах. Не все знания в этом деле на пользу. Но мне интересно, она вам рассказала о деструктивных приемах?

Астрид покачала головой.

– И тоже правильно. Но раз уж вы настаиваете, то извольте. С акушеркой вы в надежных руках. Если ребенок не выходит, она приложит все усилия к тому, чтобы вас спасти. Правда, за счет ребенка. Его пришлось бы извлечь. Мертвым. Через родовые пути. По частям. Вот что значит «деструктивные». Подробнее я не буду объяснять. Вы выживете и сможете рожать еще.

Схватившись за голову, Астрид смотрела в пол.

– Такие дети все равно нежизнеспособны, – сказал доктор. – И с чего вы взяли, что их двое? Я ведь сказал: скорее всего, это просто крупный мальчик.

– А в Кристиании, – произнесла она, – вроде есть большая родильная клиника. С докторами.

– Там, как и здесь, роды принимают акушерки. За доктором посылают при необходимости. Но вы-то живете здесь! Надо будет, я приеду. Вы же не собираетесь уехать в Кристианию и дожидаться родов там?

Астрид спросила, что там за болезнь такая ходит. Доктор ответил, что повитуха, видимо, имела в виду родильную горячку, но с ее вспышкой уже справились.

– А что с этой операцией?

– Нет. Нет. Вы не найдете ни единого врача, который согласился бы ее провести. Чтобы мать выразила готовность с радостью пожертвовать жизнью ради того, чтобы детки родились здоровыми. Я подозреваю, вы именно этого хотите? Нет. Мне даже сама мысль о таких операциях претит. Пресловутого кесаря якобы вырезали из утробы матери, но это не так. Известно, что его мать не умерла, она дожила до старости. Если бы ее разрезали, она бы не выжила.

– А почему тогда это называется кесаревым сечением?

– Потому что слово «кесарь» похоже на слово «рассекать». На латыни.

Астрид встала, собираясь уйти.

– Все будет в порядке, – сказал доктор. – Случись что, выбор за вас сделает акушерка или я. Мы спасем вас и от смерти, и от сомнений.

– Но не от горя.

– Нет. Горе мы не излечиваем, но и не мешаем горевать.

Вечером Астрид с отцом молча отправились домой. Лошадь была продана накануне вечером, и они стояли на мартовском ветру возле Фовангской церкви несолоно хлебавши. Она взглянула на озеро Лауген, на текущие из него на юг воды реки, в сторону Кристиании, и они тронулись в путь, форсировать горки по дороге в Бутанген.

* * *

Вечером Астрид достала «Майеровский словарь» и спросила себя, как поступил бы Герхард. Не тот Герхард, который красиво рисовал и ловил рыбу на мушек. А тот, который ради нее рисковал жизнью.

На пол с шелестом слетел тонкий бумажный лист. Квитанция за оплату ночевки в частном пансионе сестер Шеэн в Кристиании. Почерк женский, красивый и разборчивый. Не так уж и дорого. Она прикинула, как эта цена соотносится с деньгами, оставленными ей Герхардом, и со стоимостью родов в Кристиании по расчетам уездного врача. Выйдя за дверь, постояла на пороге, всматриваясь в темноту. Сквозь непроглядную темь едва пробивался мерцающий отсвет из окон на одном из соседских хуторов. Озеро Лёснес, горные склоны вокруг, леса и кладбище окутала ночь.

На следующее утро Астрид повязала голову платком, спустилась к пристани и вышла на лед. Еще не все озеро схватилось льдом, и, подойдя к кромке, Астрид то и дело слышала плеск воды из-под густого морозного тумана.

Астрид вышла на противоположный берег. Следы саней, оставленные перевозчиками старой церкви, теперь почти полностью скрылись под снегом, кое-где виднелись только углубления от полозьев. С тех пор ничего тяжелого тут не возили, и она по глубокому снегу побрела к тому месту, где Герхард вывалил в воду церковные колокола.