Сестры

Полуобморочное головокружение замедляло все его движения. Он толкал сына к выходу, заставив его бегом обогнуть брикеты с сеном, подхватил его, когда тот споткнулся, и стремительно, как бык, наклонив голову, помчался к выходу.

Беги! Осталось всего несколько метров!

Выскочили!

Мартен бежал рядом с сыном в ночи прочь от горящего здания и остановился наконец, когда огонь уже не мог их достать. Тогда они упали рядом на колени, чтобы откашляться и отдышаться, вдохнув полные легкие ночного воздуха… Отец и сын стояли в ночи рядышком, на коленях, кашляя и отплевываясь, – но живые и невредимые.

Эпилог Отцы

Перед ними простиралось огромное, необъятное небо.

Постепенно, по мере того как становилось светлее, он стал различать окраску тех цветов, что были символом соседнего города. Ветер чуть усилился, и дымы и дымки пожарища немного улеглись, а деревья стали отряхиваться, разбуженные ясным утром.

Сервас вдыхал нежный аромат горячего кофе, налитого в стаканчик из термоса.

Не только потому, что он любил этот запах, но еще и потому, что пытался побороть ту вонь, что скопилась у него в ноздрях: вонь от догоравшего дерева, от рассыпанного повсюду мокрого пепла, от бензина и горелого мяса. Мартен где-то читал, что запах образуется от встречи молекул, выходящих из предмета, с миллионами клеток-рецепторов, которые поджидают их в наших носовых ходах. Наверное, из-за этого запах так долго держится в носу.

На поляне стояла пожарная машина, а вместе с ней – автомобили научного отдела полиции и «Скорая помощь», тревожа своими крутящимися фонарями нарождающийся день. Надо было ждать, когда локализуют пожар и обезопасят то, что осталось от зернохранилища, перед тем как начать работать на месте преступления. На это ушла почти вся ночь.

В ту же ночь, гораздо раньше, другая «Скорая» увезла Гюстава, чтобы как следует осмотреть его, и Мартен сопровождал сына. Он не вернулся сюда, пока мальчик не уснул в больнице – ему дали легкое успокоительное. На месте капитан обнаружил Эсперандье, Самиру и остальных членов своей команды, прокурора Тулузы Кати д’Юмьер и доктора Фатию Джеллали. А также Стелена, начальника Региональной службы судебной полиции. Тот объявил ему, что его в тот же день вызывают на ковер в полицию полиций, а также временно отстраняют от должности. Слушая его, Сервас не ощутил ничего, что должен был бы ощутить: ни страха, ни угрызений совести. Ничего, кроме бешенства и печали. От этой ночи у него осталось лишь одно ощущение: он спас своего сына. Конечно, в известной степени он потерпел поражение, поскольку погибли два человека.

– Мартен, на этот раз я ничего не могу для тебя сделать, – тихо сказал Стелен. – Ты перешел все границы.

Тон был сдержанный, почти дружеский. По всей вероятности, Стелен его щадил. Может, потому, что у него самого был сын чуть постарше Гюстава. Прислонившись к одному из фургонов, очень бледный в утреннем свете, Сервас отхлебнул еще глоточек горячего кофе, прежде чем ответить:

– А что вы сделали бы на моем месте?

Этот вопрос, похоже, поверг начальника в глубины задумчивости.

* * *

Он провел восемь часов в ожидании представителей ГИНП, Генеральной инспекции национальной полиции, срочным порядком выехавших из Бордо. Они сразу же приступили к главному: «Почему вы не сообщили вашему начальству?» «Почему вы заставили Эрика Ланга войти в зернохранилище?» «Вы действительно сомневались в том, на что способен Реми Мандель?» Потом, по мере того как шли часы, они перешли на «ты»: «Они хотят поджарить тебе задницу, Сервас, плохо тебе придется». Но все это говорилось без злобы. Несомненно, все, кто сидел перед ним сейчас, тоже были отцами семейств. Как им объяснить, что считает, что действовал верно, что на каждый выбор у него было не более четверти секунды, что он и сам не знал, правильный ли выбор сделал. Как заставить их понять, что вся его жизнь сводилась к этому: ему приходилось делать выбор, принимать решения и в конечном счете не иметь ни малейшей уверенности во всем этом… Конечно, он совершил значительные подвиги, не раз рисковал жизнью ради семьи, ради работы, ради себя, но у него создалось впечатление, что все было зря: он только способствовал ежедневному нарастанию хаоса. Он потерпел поражение, они все потерпели поражение. И все вместе, и каждый по отдельности. Конечно, им Сервас этого не сказал; им он сказал то, что они хотели услышать. Тем не менее он не строил себе никаких иллюзий: этой безумной ночью, которую он никогда не забудет, он выпустил на свободу человека, подозреваемого в убийстве. Он наврал коллегам и в какой-то мере похитил обвиняемого (он воздержался от уточнения, что угрожал ему оружием и даже ударил; к чему говорить, если заинтересованного уже нет на свете). Он действовал с нарушением всех предписаний и рамок закона… По всей вероятности, санкцией будет отстранение от работы. Интересно, с правом или без права восстановления?