Сестры Эдельвейс

– Он живёт в Эйгене и служит в альпийском подразделении Бундешира, – ответила Биргит, и игривая улыбка отца чуть дрогнула. В последние месяцы вся страна, казалось, звенела от напряжения; все пребывали в состоянии беспокойного ожидания, что будет дальше. Муссолини уже сообщил канцлеру Шушнигу, что Италия больше не будет защищать Австрию от потенциального вторжения Германии, хотя эти слова сильно противоречили его позиции в тридцать четвёртом году, когда итальянские войска сосредоточились на перевале Бреннер, чтобы защитить интересы австрийского правительства. Тем временем Гитлер становился всё ненасытнее; ходили разговоры, что ему необходимы австрийское железо и чехословацкий уголь, хотя он ещё не пытался подобраться ни к тому, ни к другому, но Германия продолжала бешеными темпами перевооружаться. Вермахт становился силой, с которой не только считались, но и боялись. И если Германия действительно собиралась вторгнуться в Австрию, возникал вопрос, станет ли австрийский Бундешир с его многочисленными сторонниками нацистов защищать границы страны, хотя он и был мобилизован как раз для этой цели.

Биргит успела разглядеть всё это в неуверенной улыбке отца, прежде чем он расправил плечи и бросил на неё бодро-весёлый взгляд:

– Превосходно! С нетерпением жду встречи с ним.

И вот в дверь постучали; Биргит забыла предупредить Вернера, чтобы зашёл не с главного, а с бокового входа, так что теперь ему пришлось проходить через тёмный магазин. Она нервно разгладила подол нового платья из тёмно-зелёного крепдешина, купленного в универмаге на прошлой неделе.

Мать была наверху, присматривала за едой; сегодня она приготовила тирольские клёцки с беконом и зальцбургерский нокерльн, сладкое суфле. Отец и Иоганна в гостиной накрывали стол, а Франц большую часть дня просидел в своей комнате наверху.

Биргит казалось, что, с тех пор как Лотта их покинула, вся их семья распалась на части и теперь все они, как шестерёнки часов, цепляли и задевали друг друга, вместо того чтобы работать в гармоничном единстве во имя ясной цели. Дружеские посиделки в гостиной несколько месяцев назад сошли на нет; без высокого сопрано Лотты семейные концерты никуда не годились, не стоило и пытаться. А теперь, когда Иоганна и Франц не разговаривали, вероятность вернуть этим посиделкам прежний уют вообще свелась к нулю. Теперь по вечерам Франц уходил в свою комнату, отец читал газеты, мать и Иоганна возились на кухне, Биргит читала или шила. Порой у неё возникало ощущение, что все они чего-то ждут, но чего?

Может быть, Вернера… И наконец он был здесь. Но что, мучилась вопросами Биргит, если всё пойдёт не так? Если он скажет что-то неуместное? Или это скажет кто-то из её семьи? Её трясло от волнения, когда она пошла открывать дверь.

– Я это сделал! – Вернер взял под козырёк, заключил Биргит в объятия. Он был в униформе, и она подумала – лучше бы ему надеть что-нибудь другое. – Ты рада меня видеть?

– Конечно, – ответила она, и он поцеловал её в щёку.

– А так и не скажешь. – Он рассмеялся. – Волнуешься?

– Немножко. А ты?

– Вообще нет, – заявил он, сияя улыбкой. – Я только рад наконец с ними встретиться. Давно пора!

– Тогда пойдём наверх, – сказала Биргит и закрыла за ним дверь магазина. Вернер воспользовался этой возможностью, чтобы обнять её за талию.

– Вернер…

– Всего один поцелуйчик, – пробормотал он, и Биргит, рассмеявшись, обвила руками его шею, а он крепко поцеловал её в губы. Она чуть расслабилась в его объятиях, радуясь их теплу, силе его рук, его несомненных чувств. Всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо.

Они поднялись по лестнице. Отец с широкой улыбкой вышел из гостиной, протянул руку Вернеру.

– Гутен абенд! Очень рад с вами познакомиться. – Он как следует потряс руку Вернера, а тот приподнял фуражку. – Хотел бы сказать, что много о вас слышал, но это, увы, не так.

– С нетерпением жду ваших вопросов, майн герр, – ответил Вернер, и отец покачал головой, всё так же улыбаясь.

– Зовите меня Манфред. А вот, познакомьтесь, моя прекрасная супруга, Хедвиг.

Мать вплыла в гостиную, солидная и дородная, в нарядном платье из потёртого коричневого бархата; поверх него был повязан фартук, волосы она, как обычно, стянула в тугой седеющий пучок. Вернер галантно ей поклонился.

Иоганна не сказала ни слова, только кивала, пока отец представлял их друг другу, а Франц вообще не спустился. Биргит вновь запаниковала – вдруг всё кончится катастрофой? Если бы только здесь была Лотта с её лёгким смехом, жизнерадостной болтовнёй, способной сгладить что угодно!